В переговорном устройстве раздался весёлый голос Хренова:

— Хватов! Просыпаемся! Выкидываем всех королев из головы, по ночам спать надо, а не блудняками заниматься. Включай свой секундомер, поехали вручим японской переправе пакетик леденцов.

— Командир! Вон вчерашняя журналистка машет! — влез в разговор Абдулла, «одолженный» на этот вылет с флагманской машины Хрюкина.

— Где? — раздался голос пытающегося высунуться из верхнего люка Хватова.

— На развороте посмотришь! Только выпавшего без парашюта штурмана нам не хватало! — остудил любовные порывы командир Хренов.

Самолёт оторвался от полосы и полез набирать высоту, исчезая на очередной «блудняк» в жарком китайском небе.

Глава 22

День, который пошел вкривь и вкось

Конец июля 1938 года. Небо над Аньцином.

Вообще вылет получился какой-то неправильный — всё, что могло пойти наперекосяк, пошло туда с самого начала. Строй развалился ещё на маршруте. Сначала они толпой полезли на пять с половиной километров высоты.

— Цепляем маски! — скомандовал Лёха. Заниматься вынужденным геройством из-за отсутствия кислородных масок, как остальные бомбардировщики, он не собирался.

Лёхина попытка уговорить начальство выделить истребители прикрытия и спокойно разнести переправы с двух с половиной, трёх километров не удалась. Истребителей было мало, японцы регулярно устраивали налёты на Ухань и Ханькоу, и их не хватало для целей ПВО.

«Снова одни идем, так вот вредные навыки и закрепляются в сознании начальства,» — сформулировал своё видение происходящего наш герой.

Головные машины бодро усвистали вперёд и вверх, замыкающие, наоборот, сочли нужным полюбоваться пейзажем и заметно отстали, и группа по сути распалась на две части с приличным промежутком между ними.

Переправу они не нашли, и пришлось уходить к запасной цели — на скопление кораблей у речного порта Аньцина.

Правый мотор начал греться и терять мощность, и Лёхе пришлось немного убрать обороты. Хорошо ещё, что шли они довольно медленно, и он всё же мог держаться в строю.

К моменту их подходу к порту первая группа уже отбомбилась, и теперь внизу кипело разворошённое осиное гнездо после посещения любознательного медведя.

— Верный способ не дожить до пенсии, — Лёха скептически посмотрел на приближающийся порт.

Дым, пожары — и тут же им навстречу замелькали чёрные вспышки разрывов зенитных снарядов.

Снизу поднимались японские истребители.

— Командир, впереди справа японца на взлёт много пошло, — влез с ободряющей новостью Хватов.

— Вот и комитет по торжественной встрече пожаловал, — сплюнул Лёха. — Хватов, прицелься куда-нибудь.

— Куда я могу прицелиться! Я даже представить не могу, в какую ж**у мы попадём с такой высоты! — двусмысленно напророчествовал штурман.

Высыпав бомбы по ведущему, Лёха положил свой хромой самолёт в разворот.

И тут почти сразу правое крыло поймало близкий зенитный снаряд: разрыв вывернул обшивку, машину перекосило, и она, повиснув на штурвале, стала заметно отставать от своей группы.

Самолёт дёрнулся, будто его ударили вбок невидимой дубиной. Ударная волна встряхнула крылья, фюзеляж содрогнулся, стрелки приборов на миг дрогнули. Машину повело вправо, она сама собой ушла в крен, и вибрация стала вырывать штурвал из рук. Где-то позади зазвенели осколки, скользнув по металлу. Воздух наполнился резким запахом пороха. На секунду самолёт стал нервным и непослушным, Лёха с трудом снова выровнял его.

Правый мотор изрядно задымил, а затем и полыхнул оранжевым пламенем. Лёха автоматически перекрыл кран подачи топлива на правый мотор.

— Проклятый Аньцин, в тот раз чуть не навернулись тут, и в этот — подарок за подарком, — проорал Лёха, отдавая штурвал от себя и переводя самолёт в пикирование в попытке сбить пламя. — Саша, рисуй маршрут до ближайших китайцев!

Дымящий самолёт отвалил от уходящей группы советских бомбардировщиков.

Потеряв пару километров высоты, преодолевая перегрузку, Лёха вывел свой раненый самолёт в горизонтальный полёт.

И тут из-под капота правого мотора снова вырвался густой, разлохмаченный сноп пламени. Оранжевые языки тут же прилипли к обшивке, побежали по металлу, начали облизывать крыло. За секунду огонь окреп, разросся, нащупывая путь к самым уязвимым местам самолёта.

«А там же баки, — мелькнула нехорошая мысль. — Эх, похоже, до фронта мы недотянули…»

Лёха разочарованно покосился в сторону пылающей мотогондолы — ещё чуть-чуть, и можно было бы сажать машину у своих, у китайцев.

— Экипаж, внимание! Прыгаем! — крикнул он, вжимая тангенту до упора.

В шлемофоне прохрипел голос Хватова — коротко и сдавленно, подтверждая приказ. Стрелок промолчал.

Хлопнул нижний люк, и поток воздуха ударил снизу, из кабины штурмана.

— Пора! — подумал Лёха.

Лёха отстегнул привязные ремни и со скрипом потянул назад колпак кабины. Ветер сразу пролез вовнутрь, ударил в лицо, будто пытаясь проветрить ему мозг и вытолкнуть его наружу. Он поднялся на сиденье, как мог сгруппировался и, собрав все силы, толкнулся вверх.

Поток воздуха мгновенно подхватил его, перевернул, закрутил, швыряя в сторону. На долю секунды мир превратился в хаос из мелькающих деталей. Прямо под ним скользнул задранный ствол пулемёта, а в каких-то сантиметрах от лица просвистел острый киль хвостового оперения.

Ещё миг — и самолёт исчез под ним, унося в дым и огонь всё, что в нём оставалось.

Крутанувшись в воздухе несколько раз, Лёха раскинул руки и ноги, прогнулся в пояснице и распластался в потоке, стабилизируясь. Воздух хлестал по лицу, но, перестав кувыркаться, он смог осмотреться.

— Мы были на четырёх, раскрываться надо на километре, или даже ниже, иначе расстреляют, — мысль резко обожгла мозг.

Внизу раскинулся растрёпанный мир оккупированного побережья Янцзы: мутно-коричневая река с идущими к ней блестящими нитями каналов, длинные зеркала рисовых полей, тёмные дамбы и крошечные деревни с серыми крышами. Рыбацкие посёлки у берега выглядели как хаотичные россыпи тёмных палочек — мостки, лодки, домики на сваях над речками. Широкий пейзаж раскинулся вдоль извилистой реки, каналы, как серебряные нити, делили его на островки, над некоторыми районами висела лёгкая дымка.

А прямо под ним тянулась долина с бесконечными квадратами рисовых полей, сияющих залитой водой, разделённых тёмными земляными дамбами. Виднелась грунтовая дорога, сгоревшая деревушка, небольшая петляющая речка.

— А высотомера-то нет, пора, — подумалось нашему герою, пытающемуся по ощущениям понять высоту.

Рука нащупала кольцо — холодное, шероховатое, больше похожее на алюминиевую трапецию, от которой зависит жизнь. Лёха перехватил его пальцами, рванул вниз и в сторону, не раздумывая.

Под задницей хлопнуло так, будто кто-то ладонью ударил по гигантскому барабану. Ткань рванула вверх, лямки впились в тело, ноги взлетели куда-то выше головы, и Лёху хорошенько дёрнуло — так, что на секунду вышибло дыхание. И он повис, покачиваясь в воздухе, пытаясь выровнять дыхание и вернуть себе ощущение собственного веса.

Первым делом Лёха привычно посмотрел вверх. Привычка, вбитая до автоматизма. Купол раскрылся, белёсая ткань надулась правильным кругом, стропы натянулись, нигде не перекручиваясь.

— В порядке.

Он медленно обернулся, осматривая небо вокруг. Чуть выше, в паре километров, качался ещё один раскрытый купол парашюта. Значит, Хватов всё-таки успел покинуть машину, но раскрылся сразу.

— Куда же его теперь отнесёт ветром, как бы не в реку, — озабоченно подумал Лёха, но помочь чем-либо штурману он не мог.

Третьего купола не было. Стрелок либо был убит, либо не сумел выбраться из самолёта.

Лёха лишь крепче сжал стропы, хотя это уже ничего не меняло. Снизу поднималась земля.

Впереди, ближе к реке, Лёха увидел свой самолёт. Тот скользил всё быстрее, дрожал и рассыпался на глазах, превращаясь в огненную комету. И за какие-то секунды, не долетев до земли, он вспух ярким огненным всполохом, разлетаясь вокруг россыпью горящих обломков. Пламя на миг осветило воздух снизу, будто землю под ним подсекли раскалённым железом.