Всю остальную энергию я направил для утолщения верхней части внешней стороны. И еще очень захотел, чтобы вся эта стена бушующей энергии превратилась во вполне осязаемую бетонную стену высотой метров пятнадцать — двадцать. Не знаю, как, но у меня получилось.

При этом я чувствовал, что бетонным был только внешний слой. Внутри этой оболочки бушевала все также магическая энергия.

Если бы нашелся тот, кто наблюдал наше бодание с Крынкиным и его шайкой, со стороны, то он увидел, что эта стена в профиль представляла собой прямоугольный треугольник, стоящий на остром угле с гипотенузой, нависающей над бандой Крынкина. При этом бандиты еще продолжали давить на нее энергощитом внизу, в самой узкой части.

Естественно, стена опрокинулась прямо на них. Уже коснувшись их голов, стена потеряла твердость, и на Крынкина и его приспешников обрушилась лавина магической энергии.

Все кончилось за доли секунды. Вместо Крынкина и тех, кто был рядом с ним, осталось пятно слизи, пахнущее горелым мясом.

Из всех, кто погиб, мне было жаль только лошадей.

Впрочем, переживать и разглядывать дело рук своих не было времени. Надо было помогать Олегу.

Однако Обернувшись, я увидел, что орк вполне справился без меня.

Увидев, что произошло с их подельниками, нападавшие со стороны Олега, поняли, что это занятие бесперспективное, и бросились наутек. Только подковы на копытах лошадей засверкали.

Последнее, на что хватило у нас сил — это обуздать поток энергии, выпущенной Олегом. Правда, удалось еще слегка подпитаться магической энергией убегающих врагов. Как это делать, я не знал, — Олег научил.

Он вытянул руку в сторону бушующей еще энергии и сделал что-то вроде приглашающего жеста:

— Главное захоти и представь, как она вливается в тебя. Даже руку вытягивать не надо, — главное захоти, — буркнул он.

И я захотел, и представил. И меня тут же будто окатил освежающий душ. Дыхание сперло, чуть не задохнулся. Потом почувствовал себя значительно лучше.

Если в первые мгновения после боя, я очень жалел, что не умер, так было больно: — и морально, и физически, то после подпитки, я чувствовал себя просто как после недельного запоя. Тело болело, сердце выскакивало, жизнь не удалась, но появилось чувство, что если дожить до следующего утра, то жизнь наладится.

Все это заняло у нас всего несколько секунд. Сбежавшие враги даже еще не успели доскакать до угла улицы, чтобы скрыться.

— Нам нужен пленный, чтобы понять, что происходит, — устало пробормотал я, опускаясь на мостовую.

— Щас сделаем! — Олег поднял пистолет, прицелился, хотел выстрелить в спину убегающему, потом опустил пистолет ниже, целясь в круп лошади.

— Не, погоди! — я отвел рукой пистолет орка и метнул в спину убегающему сгусток магической энергии, представив будто, это аркан.

Всадника тут же скинуло с лошади и потащило по земле к нам. Остальные оглянулись, но лишь пришпорили коней.

Подтянув к себе пленника, быстро связал его уже настоящей веревкой и заткнул рот кляпом.

— Кстати, как там наш Сергей. Если бы не он, мы бы наверняка погибли.

Прапорщика Шереметьева я обнаружил сидящим на поребрике и медленно раскачивающимся с закрытыми глазами в такт только ему слышимой музыки.

Я подошел, взял его за руку, настроился, почувствовал, как в районе шрама — цветка разгорается энергия. На этот раз — зеленая энергия — энергия жизни. Я немного влил ее в Шереметьева. От меня не убудет, и хуже не станет.

Сергей встрепенулся, открыл глаза, посмотрел на меня и заснул богатырским сном.

— Ну, что, Олег, сваливать отсюда пора, пока нас не застукали и обратно у князя-кесаря не заперли. Жаль, что Сергей уснул, можно было у него остановиться.

— Так и сделаем, я знаю, где он остановился, — ответил Олег.

Мы поймали лошадь нашего пленного, положили поперек седла его и Сергея и, держа ее в поводу, медленно побрели по Литейному в сторону Невского. Как ни странно, с момента нападения прошло всего около получаса.

— Я все понимаю. Не понимаю, почему на шум нашего побоища никто не сбежался? Дрались ведь в центре города. Шум стоял изрядный. Да и всполохи от магии наверняка в ночи далеко видать? — рассуждал я, пока мы ковыляли в сторону Невского.

— А че тут не понимать? По-моему, все ясно! — Олег поправил сползшего с седла прапорщика.

— Думаешь опять изолирующий пузырь?

— Думаю да.

— А кто его поставил? Кто настолько мощный? Кто чувствует себя настолько сильным в Санкт-Петербурге, что даже не боится ни гвардейцев, ни Тайной канцелярии? — я даже остановился и посмотрел на Олега.

— Я догадываюсь кто, но я лучше подожду, пока мы допросим пленного. Думаю, он нам если не все, то многое расскажет, — орк тронул лошадь, и мы пошли дальше.

Когда мы добрались до квартиры прапорщика, Олег аккуратно сгрузил спящего Сергея на кровать.

Я же поискал, куда пристроить пленного бандита, так чтобы он не сбежал, и не нашел ничего лучшего, как усадить его на пол и привязать его за руки к оконной решетке.

Комнаты у Шереметьева были просторные, потолки высокие, стены и двери, судя по всему, толстые. Но кляп я предусмотрительно вытаскивать не стал. Зачем лишний раз беспокоить соседей криками. Вот когда супостат согласится говорить, тогда вытащу. Сейчас, судя по всему, у него такого намерения не было.

Бандит был кряжист и силен. И хотя черты лица его были грубы, а руки выдавали в нем привычку к физическому труду, глаза его светились умом, взгляд уверенный. Страха он не выказывал.

Олег подошел, проверил, как я привязал пленного, удовлетворенно хмыкнул и неожиданно без замаха, но сильно ударил того в ухо.

— Быстро принял свой нормальный облик и сказал, как зовут! — рыкнул орк и состроил такую страшную рожу, что если бы я не знал, что это Олег, наверняка стал бы заикой на всю жизнь.

Черты лица орка вытянулись, глаза провалились в глазницы и полыхнули огнем. Клыки удлинились, почти дотянувшись до носа, и стали светиться. Изо рта закапала слюна, разъедая и поджигая пол. Всю голову объяло пламя, как у призрачного гонщика в одноименном американском фильме. В общем, — жуть.

Однако это не произвело ни малейшего впечатления на пленного. Похоже, здесь такие перформансы в порядке вещей. Когда я вытащил у него кляп, тот только улыбнулся и бросил: «У какой бука!».

Больше я не дал ему ничего сказать и снова заткнул рот. Своей наглостью он меня разозлил. Ничего во время моей командировки, у меня ни такие бармалеи говорили. Я сходил в другую комнату, где видел камин, и принес длинную лучину. Оторвал