— Так ведь состав нашей группы уникальный, — не сдавался я. — Каждый высококлассный спец в своем деле. В каждом городе таких быть не может.

— Ты это мне-то можешь не рассказывать, — вздохнул Горохов. — Уж кому, как не мне об этом знать. Вот только как это до партократов донести? Блекло выглядят органы на нашем фоне, понимаешь? Щелокову поставлена задача в кратчайшие сроки создать в каждом крупном регионе по такой группе, как наша. Мы теперь что-то вроде прототипа стали. Экспериментального образца, который уйдет в переработку. Но будут такие группы работать только каждый по своему региону. Утопия, конечно. Ты прав. Наш отдел уникальный. Второго такого не будет.

И прототип не поощряли, а списывали на свалку истории. Да что это за ерунда?

— Так, может, попросить? И нас воткнут куда-нибудь? — с надеждой спросил я. — Хоть в Мухосранскую область. Я согласен.

— Нас спишут, благодаря Брежневой, — как молотком вколотил каждое слово Горохов. — Дескать, банальное убийство артиста Большого театра не раскрыли.

— Подозреваемый же у нас есть.

— Есть, а где? Он в бегах. Сам понимаешь, что преступление считается раскрытым, когда обвинение предъявлено и преступник в клетке сидит, по всем параметрам. А этого теперь, чую, не найдем.

— Найдем, Никита Егорович, — заверил я.

Как можно бодрее заверил. Ведь всего сказать я всё-таки не мог.

— Ах… Андрей. Мне бы твою уверенность… В общем, я пока больничный взял. С сердцем.

— А что у вас с сердцем? — встревожился я.

— Да ничего, здоров, как бык. Это для проформы больше. У меня одноклассник кардиолог. Прикроет. Пока я на больничном, меня официально с приказом о расформировании группы под подпись не могут ознакомить. А значит, приказ не может вступить в силу. Вот такие загогулины на тонком льду выписываем. Так что давай, Андрей Григорьевич. На тебя одна надежда. Поймай этого Зеленоярского Потрошителя. И Березова найди. Если все сделаешь как надо, то шанс сохранить группу есть. Сам понимаешь, я долго прятаться на больничном не смогу. Если растягивать, то на военно-врачебную комиссию направят — да и спишут за профнепригодность по состоянию здоровья.

Вот так… Пашешь на систему, а в итоге рискуешь остаться у разбитого корыта. В каждой системе — человек только винтик. Всем это давно известно, а я вот все как-то привыкнуть не могу.

— Я все сделаю, Никита Егорович. Только отправьте ко мне в помощь Ожегову и Каткова.

— Не могу, Андрей… Их пока распределили в другие места. Светлану Валерьевну — в НИИ МВД, а Катков вернулся в кримотдел на Петровку. Теперь они, надеюсь, временно, на своих старых рабочих местах.

— Быстро управились. Тогда сам справлюсь… — сказал я, а про себя подумал, что не люблю давать пустых обещаний. И в этот раз было неприятное ощущение, что именно так я и поступил.

Ведь если мой смелый план не сработает, это приведет к краху нашей группы, с которой я за несколько лет уже сроднился и не представлял своей жизни и карьеры без нее.

Ведь, если подумать, даже Соня и родители как-то незаметно отошли на второй план. Родители — понятно. Не всю жизнь мамка нянькается с детьми. А вот с Соней пока все неопределенно. Ни писем, ни звонков от нее нет. Где-то в Крыму развлекается. Хотя, конечно, сам виноват. Кому нужен мужик — перекати-поле?

— Удачи, Андрей Григорьевич, я верю в тебя, — Горохов сказал это как-то с грустью, словно на самом деле ни во что уже не веря. Просто считал своим даже не начальственным, а наставническим долгом меня подбодрить.

Скорее всего, так и было. Ведь побег Березова он считал за огромную неудачу, провал. Не знал, что это мой тщательно продуманный «шахматный» ход. Жертвуем ладью, чтобы взять ферзя. Только в этот раз, если не поставлю противнику мат, то сам сложу голову. Ставки растут. Черт… Не люблю, когда ответственность давит. Мешает это работе…

Я собрал мини-планерку в своем кабинете. Из всех моих подчинённых остались только Погодин и Вахрамеев, которого по непонятным причинам Караваев вдруг освободил от исполнения обязанностей начальника розыска.

Я конечно, предполагал, что ноги из Москвы растут. До начальника ГОВД слухи о кризисе нашей группы наверняка уже дошли. Тот, как я понял, с руководителем областного Главка был на короткой ноге. А начальник областной милиции, соответственно, был вхож в круг общения столичной силовой верхушки.

И теперь в одночасье я лишился не только надежды на прибытие своих московских коллег, но и приданных сил из оперативников Зеленоярского угро. Но ничего. Прорвемся.

— Что у нас по розыску Гусева? — спросил я Вахрамеева.

Тот сидел за соседним столом и грустно ковырял ложкой в сахарнице, наваливая в чай непомерную дозу сладкого. Он еще не отошел от внезапного своего возвращения в должность старшего оперативника.

— Глухо все, — пробормотал Сергей. — Слежку за квартирой и гаражом сняли. Народу нет, а мы с Федором не можем сутками там сидеть. Да и смысла нет после обыска. Шуму навели уже. Палыч из прокуратуры сказал, что они дела по убийству женщин собираются объединять.

— Это давно было пора сделать. Но, к сожалению, сработает такой шаг против нас, — задумчиво проговорил я. — Область заберет себе расследование. И мы не у дел останемся вовсе. Пока следствие ведется в Зеленоярске, нужно во что бы то ни стало взять Гусева.

— Что мы можем сделать, Андрей? — апатично пожал плечами Вахрамеев. — Караваев ждет не дождется, когда тебя выпрут из города.

— Ну, пока приказ о моем командировании сюда, для оказания методической помощи в раскрытии преступлений, никто не отменял. И Караваев обязан оказывать нам всяческое содействие.

— Только это его и сдерживает, а то бы уже отнял у тебя ленинскую комнату.

— Отнималка еще не выросла, — прошипел я. — Но нам надо кардинально что-то менять. Есть у меня рисковый план, товарищи дорогие.

— Какой? — оживился Вахрамеев, Погодин тоже с интересом на меня уставился.

Он еще не воспринимал наше возможное поражение близко к сердцу. По простой причине — про проект приказа о расформировании нашей группы я пока ничего ему не говорил.

— Не хотел я это рассказывать… — поморщился я. — Думал, втихаря все сам проверну. Но раз дело пахнет керосином, посвящу вас в детали.

— Как это — не хотел? — в один голос возмутились Федя и Сергей.

— Ты что, командир? — Вахрамеев даже встал. — Нам не доверяешь? Дожили. Или, может, считаешь, что я и есть Потрошитель?

— Честно говоря, была поначалу такая мысль, — я улыбнулся.

— Вот спасибо! — замахал руками Сергей. — А я думал, мы команда!

— Вопрос не в этом, — я на секунду задумался, прикидывая, как бы поделикатнее это все преподнести.

— А в чем? — насторожился оперативник.

— В том, доверяете ли вы мне?

Я внимательно посмотрел на каждого. Выходило несколько драматично, но что-то на более тонкую работу у меня уже не хватало сил. Ощущение, что кольцо бюрократов сжимается, давило нещадно.

— Что-то ты темнишь, Андрей Григорьевич, — Сергей недоуменно развел руками. — Скажешь тоже. Конечно, мы тебе доверяем. Так ведь, Федя? Давай, командир, выкладывай уже.

Я замялся, додержал паузу и серьезно проговорил:

— Обещайте, что все, что я вам расскажу, останется между нами. Иначе мне крышка.

— Ну, конечно, — мои напарники закивали. — Вообще проблем в этом не видим.

— Не так все просто, — я посмотрел в глаза Вахрамееву, — Сергей, побег Березова организовал я.

— Чего? — челюсть оперативника отвисла, да и застыла в таком положении.

Федя только что-то булькнул. Надо думать, Погодин к моим методам уже привык, а вот Вахрамеева будто удар хватил. Наконец, он опомнился и выдавил:

— Ты серьезно?

— Серьезней некуда.

— На хрена, Андрей?! Меня же из-за этого с врио начальника сняли. Проверка щас по мне идет. Могут вообще уволить. С ума сойти.

— Это вынужденная мера, Серега. Если все выгорит — возьмем Потрошителя, и снова будешь на коне. Слушайте сюда, други…