бока ослика мерно вздымались и опускались. 
«Дышит. Значит, живой, — с облегчением выдохнул Луцык, но тут его мозг подкинул новую мысль. — А вдруг он сломал ногу?.. Тогда его придется пристрелить, чтоб не мучился. „Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?“. У Сидни Поллака был фильм с таким названием… Но у нас не лошадь… Хотя какая разница? Осел — та же лошадь, только маленькая и уродливая… И у кого из нас поднимется рука выстрелить в бедолагу? Наверное, Пятак с этим легко справится. Вон он какой злющий, как старая бабка!»
 Фантазеру вдруг вспомнился его кот. Упитанный, рыжий, с пушистым, с роскошными усами, которые торчали в разные стороны, словно антенны. Луцык очень его любил и дал кличку Егор, в честь Летова.
 Каждое утро котейка брал на себя функции будильника. И если хозяин не просыпался от настоятельного мяуканья, питомец запрыгивал на кровать и начинал царапаться. Тут уж Луцык вынужденно вылезал из-под одеяла и шел на кухню, чтобы покормить рыжего усача. Потом варил себе кофе и пил бодрящий напиток из кружки с облупившейся надписью «LENA». Это была любимая кружка его бывшей жены. Кстати, именно она и принесла в дом кота. Подобрала на улице. Но Егор свою спасительницу почему-то откровенно недолюбливал, а вот к ее супругу очень даже благоволил, можно даже сказать, удостоил чести быть другом. Когда родилась Оля, пушистый член семьи сначала не обращал на ребенка никакого внимания. Но обстоятельства заставили его смириться с постоянным присутствием в квартире нового существа, к которому он относился как к чему-то неизбежному, но совершенно незанимательному. Держал, так сказать, нейтралитет: близко не подходил, не фыркал, не шипел, коготков не выпускал. Но в целом, кошак он был добрый и спокойный, мебель не драл и вне лотка не гадил.
 Прожил Егор 12 лет. А умирал долго и мучительно. От рака. Как-то раз хозяин обнаружил у питомца уплотнение на животе и понес в ветклинику. По результатам осмотра врач заключил, что оперировать уже поздно, и посоветовал усыпить. Охренев от бесцеремонности лепилы, Луцык хотел было начистить ему морду, но сдержался и, мысленно обозвав по-всякому недоделанного Айболита, взял переноску и ушел… Угасал кот буквально на глазах. За пару месяцев превратился в ходячую мумию, перестал есть, а вскоре и ходить. В конце концов, из соображений милосердия, на дом был вызван ветеринар, который и прекратил мучения Егора… Луцык в тот день напился до чертиков и, размазывая слезы по щекам, ругал себя последними словами за то, что не следил за состоянием здоровья друга и ленился ходить с ним на профилактические осмотры.
 С тех пор он никогда не заводил домашних животных…
 Ослик вдруг очнулся, громко фыркнул и, путаясь в сбруе, встал на ноги.
 — Ай да молодец, Скороход! — радостно воскликнул Луцык, борясь с желанием броситься на мохнатую шею животного.
 Рядом с повозкой на земле, тихо постанывая, сидел Кабан. Прислонившись к телеге, стояла Джей и поглаживала ушибленную руку. Обхватив голову руками, из стороны в сторону расхаживала Гюрза. Левши не было видно, а Пятак находился чуть поодаль.
 — Все живы? — спросил Луцык.
 — Все, — ответил кто-то.
 — Ну и ладушки.
 К Луцыку подошел Пятак. Возница был c ног до головы покрыт пылью, в волосах у него торчали соломинки, а из правого уха стекала тоненькая струйка крови.
 — Что это сейчас такое было? — спросил он.
 — Крик Банши, — пояснил Луцык.
 — Чего?
 — Ну это у Джей такая суперспособность. Она способна оглушить своим криком кого угодно.
 — И вы решили таким образом отпугнуть ящера?
 — Решили.
 — А предупредить нельзя было?
 — Так ведь предупреждали.
 — Значит, плохо предупреждали.
 — Извини, так уж получилось…
 — «Получилось», — передразнил Пятак. — Мало того, что у меня башка чуть не лопнула, так она еще и Скорохода чуть не угробила.
 — Но ведь сработало! Ящер свалил.
 — С этим не поспоришь.
 — У тебя, кстати, там, на ухе…
 — Испачкался, что ли? — он провел там пальцами и, посмотрев на них, побледнел.
 — Эй, ты чего? Тебе плохо, что ли?
 — Кровь, — тихо произнес Пятак и без чувств шмякнулся наземь.
 Луцык метнулся к нему, встал на колени и принялся отвешивать пощечины:
 — Пятак! Очнись! Пятак! Что с тобой? Очнись!
 — Надо сделать ему искусственное дыхание, — вдруг раздался голос Левши.
 Мастер на все руки словно бы соткался из воздуха. Только что не было — и вот, тут как тут. Бодр, весел и, знай себе, прихлебывает самогонку из глиняной бутылки.
 — Чего это с ним? — спросил Луцык.
 — Да тут все сразу понятно. Барабанная перепонка лопнула. А это не хухры-мухры. Если вовремя не сделать искусственное дыхание, кровь попадет в мозг, и пиши пропало, — тоном профессора медицины пояснил Левша.
 — В смысле, искусственное дыхание?
 — Эх, всему вас, салаг, учить нужно. Поднимаешь его подбородок кверху и запрокидываешь голову назад. Потом зажимаешь ему нос, делаешь глубокий вдох, широко открываешь рот, обхватываешь им рот Пятака и запускаешь ему в легкие воздух.
 — Слушай, а нельзя обойтись без этого? — вздрогнув, спросил Луцык.
 — Никак нет.
 — А может, массаж сердца сделать или этот… как его… А, метод Геймлиха применить?
 — Хренеймлиха! Либо делаешь ему искусственное дыхание, либо пацан умрет! Быстрее!
 — Я это…
 — Что ты «это»?
 — Ну…
 Спасатель еще раз посмотрел на того, кого ему предстояло вернуть к жизни. Воображение тут же нарисовало картинку, от которой он поморщился.
 — Я не…
 — Быстро!
 — Я…
 — Скорее! Счет идет на секунды!
 Луцык, пересилив себя, сделал как сказали: поднял кверху подбородок умирающего, запрокинул его назад, сделал глубокий вдох и уже было перейти к главному моменту оказания первой помощи, как вдруг Левша начал заливисто смеяться, словно смотрел уморительную комедию.
 — Прости, — не переставая ржать, сказал он. — Не мог удержаться. Ты бы видел свою физиономию. Вот умора!
 — Что такое? В чем дело? Я… я не понимаю…
 — Да он в обычном обмороке. В простом обмороке. Крови боится. Минуток через пять очнется, не волнуйся.
 Луцык вскочил на ноги и гневно выпалил:
 — И тебе не стыдно?
 — Еще как стыдно, готов под землю провалиться. Но понимаешь, человек я одинокий, в жизни моей веселья мало. А тут — такой повод.
 — Свинья ты, вот ты кто после этого!
 — Ну ладно, ладно, не кипятись. Я же извинился. Хочешь выпить? — шутник протянул бутылку.
 Самогонка обожгла кишки и попросилась наружу, но писатель волевым усилием заставил ее остаться в организме.
 — Ну и бурда, — прокашлялся он.
 — Злой яд, — уточнил Левша.
 — А что, на Карфагене нет других напитков? Пива, например.
 — В Алькатрасе урки делают вино.
 — Что прямо вино-вино?
 — Ну как тебе сказать… Скорее брагу. Но сами почему-то называют это