Тёмные фигуры, выползшие из-под земли, выстраивались в походный порядок. Точнее, в штурмовой. Долго бежать длинной цепочкой, экономя дыхание, тут никто не планировал. До ближайших палаток и навесов, под которыми храпели, постанывая и вскрикивая во сне, Вильгельмовы ратники, было около сотни метров. Пора было начинать.

Выждав, когда и тонкий месяц скроется за невидимым облаком, Всеслав чуть толкнул под локоть Яна. Они переглянулись с Гнатом, присели на одно колено, запалили фитили и разом выпустили в чёрное небо болты. Тоже чёрные, натёртые угольной пылью. И всё это — ориентируясь на что-то, видимое в кромешной тьме им одним. И на ритмичные еле слышные щелки, звучавшие в ночи тревожно. Звуки, с какими смыкались их зубы в закрытых ртах. Ровно, как удары спокойного сердца. И глухо, как кости лезущих из могил старых мертвецов.

Резкий слитный хлопо́к тетив ударил по ушам, заставив вздрогнуть. А раздавшиеся через несколько секунд раскаты грома и яркие вспышки над вражеским лагерем оглушили и ослепили. Бы. Если бы мы смотрели туда, а не отвернулись, зажав уши, дожидаясь вспышки за спинами. Тем, кто подготовлен не был, повезло гораздо меньше. А мы увидели, как с нашего берега взвились в небо с гулом объятые пламенем бочки, после того, как лязгнули сразу же вслед за взрывами катапульты.

Так просыпаться — врагу не пожелаешь. Хотя нет, только ему и пожелаешь.

Гул и треск пламени, панические крики людей, визг коней… Не утро, и совершенно точно не доброе. Злая ночь князя-оборотня началась.

Следующие взрывы сбивали с ног тех, кто дождался их стоя. Мы по-прежнему сидели на корточках, слившись с рельефом, поэтому почти не пошевелились. Только Хаген начал было выражать шёпотом глубоко матерные изумление и восторг, но тут же заткнулся, получив под рёбра локтями от Свена и Олафа одновременно.

Десяток бочонков с громовиком, наш последний запас, рванул почти в одно время. Небольшие задержки только усилили эффект. Земля с востока на запад вставала на дыбы, разрывалась со свистом мелкой галькой и ржавыми кольчужными кольцами, тем самым последним приветом от мертвецов Александровой Па́ди. Полукольцо взрывов окружило лагерь Вильгельма Завоевателя глубокими воронками, от которых расплывались огромные облака дыма в ночи. Казалось, будто Ад выпустил своих демонов на землю. Или не казалось. Но не Ад, и не своих.

Сквозь вой и визг чудом удалось расслышать птичьи крики. Справа, с востока, верещал стриж. Слева, с запада, свистел дрозд. Прямо над полем, почти над нашими головами, скорбно и жутко стонал сыч. Птички предупреждали ползавших далеко внизу на земле бескрылых. Мы со Всеславом задрали голову, силясь разглядеть в чёрном высоком небе, до которого не дотягивались ни языки полыхавших здесь пожаров, ни дымные клубы, треугольные силуэты. Казалось, что пару раз даже удалось.

Три последних взрыва, первая в мировой истории ночная бомбардировка, завершили подготовку к переходу к кульминационной части. «Дрозд» отбомбился по дальнему загону с лошадьми, которых было жальче всего. «Стриж» уложил свой бочонок точно в середину самого большого палаточного городка. Вернее, того, что от него оставалось после прилёта бочки с «русским огнём» и двух подрывов подземных фугасов, спрятанных в тех самых пролитых заранее низинах, которые захватчики сочли болотцами, встав вокруг, чтоб проще было набирать воду. «Сыч», Лешко-Икай, скинул свой груз на самой вершине холма, где встревоженно перекрикивались военачальники, глядя на творившийся у подножия Ад. Теперь уже не глядя.

«Птички» ещё чуть покричали и ушли вправо и назад. Облака и клубы дыма, подсвеченные страшно-алым и тревожно-жёлтым снизу, явно помогли им. Ну, очень хотелось на это надеяться. Но было уже некогда.

Глава 17

Бойня при Кентербери. Финал

Всеслав, Гнат и Вар сорвались с места одновременно, сразу после того, как расцвёл огромный, ослепительно яркий и смертельно красивый цветок огненного георгина на месте шатров командования врага.

Они летели, будто бы даже не касаясь земли, чёрные тени на фоне темноты, невидимые, неуловимые и смертоносные. Вершиной широкого клина таких же ночных горевестников, неприкаянных душ, ночных бесшумных нетопырей. Среди которых также неслышно мчали конунг и хёвдинг слева, ярл и князь справа, на равных примерно расстояниях. В мёртвой тишине, среди полыхавшего пламени. Но первыми Чародей с воеводой были недолго. Совсем скоро их обогнали низкие серые тени, мчавшиеся быстрее. Они и ворвались в панику вражьего лагеря первыми. Усилив её до безумия.

Псы весом почти со взрослого человека вылетали из темноты, с лёту вырывая гло́тки, обрывая истошные крики норманнов. Отталкиваясь мощным лапищами от уже падавших тел, перелетая на другие, не успевавшие ни поднять оружия, ни защититься любым другим способом. Молча, не лая, не воя, не взрыкивая даже. Только отфыркиваясь от вражьей крови, сатанея от неё. От тех, кто вылетал из темноты, обороны не было. Они пришли сюда не сражаться, а убивать. Что двуногие с мечами и топорами, что клыкастые серые. Хотя сейчас чёрные. Сажи после пожара в соборе хватило на всех.

Свен был прав: правая катапульта била чуть дальше. Сейчас, на бо́льшей дистанции это было заметнее. Полыхавшее яростным жаром озеро, то, что должно было поджечь лагерь-городок из палаток, шатров и навесов справа, едва ли не половиной своей площади жарило чистое вспаханное недавно поле и кипятило там оставшиеся лужи. Туда и рванули. Зная, что одновременно из восточного лесочка выбегали точно так же десятки Гнатовых и ребята Хагена, из западного — Свеновы и Олафовы. Только мечники, без стрелков и копейщиков. Им тут делать было нечего. Из кромешной тьмы вылетали чёрные тени с одним или двумя мечами, или с мечом и ножом, или с секирами, и начинали сеять смерть вокруг себя. Молча. Врываясь в палатки, в шатры, в группы норманнов, что орали от ужаса, не успев даже брони надеть. Через несколько несчитанных минут, тянувшихся дольше часа, первые ряды чёрных теней стали красными. Но во тьме этого не было видно.

Злая ночь князя-оборотня разгоралась, и ей не нужно было топливо, ткань или дерево, как «русскому огню» или громовику, слизавшим все постройки в радиусе поражения. Она жрала людей. И не было в мире ни единого случая и ни одной известной напасти, способной так