Комендант на секунду задержал на мне взгляд. Что-то в его глазах дрогнуло. Видимо, вспомнил тот день, когда выписывал мне отрез габардина. Вспомнил и про отца, которого сам же утверждал на работу по бронированию.

— Да уж, платформы эти… — пробормотал он задумчиво, глядя куда-то поверх моей головы. Потом тряхнул головой, словно отгоняя ненужные мысли. — Ладно, малец. Риск и правда есть. Если будет возможность — подсобим. Но ничего обещать не могу, сам понимаешь — не до вас сейчас может быть. Зайди завтра утром… если мы еще тут будем.

Он махнул рукой шоферу, захлопнул дверцу, и машина, фыркнув мотором и окутав меня облаком сизого дыма, укатила вниз по улице. Я остался стоять посреди дороги, провожая ее взглядом. Обещание было туманным, ненадежным, но это было хоть что-то. «Если мы еще тут будем…»

Следующий день начался обманчиво тихо. Слухи о наступлении белых как будто поутихли, сменившись другими, более обнадеживающими: будто бы красные перегруппировались и дают отпор, будто бы Шкуро повернул в другую сторону… Люди немного воспряли духом, на улицах снова появились прохожие. Несмотря на запрещение большевиков, вновь открылась торговля на местном базаре. Казалось, непосредственная угроза миновала, и можно выдохнуть с облегчением. Я уже начал думать, что, может, и не понадобится никакая эвакуация, как вдруг…

Грохнуло. Один раз, потом другой. Тяжело, раскатисто. Звук шел со стороны Днепра, от завода. Артиллерия! Сомнений быть не могло.

Мать тут же метнулась к подполу, ее лицо стало белым как полотно.

— Леня! Вера! Яша! Скорее сюда! Живо! Леня, и ты тоже! Немедленно!

Она уже запихивала плачущего Яшку и испуганную Веру в темное чрево подпола, где пахло землей и прошлогодней картошкой.

— Мама, я к отцу! — крикнул я, отступая к двери. — Он же там, на заводе!

— Куда⁈ С ума сошел⁈ Там стреляют! Леня, вернись!

Но я уже не слышал ее. Страх за отца пересиливал все. Я знал, что основное оборудование с завода уже вывезли, но последние бронеплатформы, — те самые, что строил отец со своей бригадой, наверняка еще там, в цеху. Их должны были отправить в последнюю очередь. А если бой идет прямо у завода?

Я выскочил на улицу и помчался что было сил в сторону заводских ворот. Грохот канонады становился все громче. Теперь были слышны не только тяжелые удары орудий, но и более частые, сухие разрывы снарядов поменьше.

Подбегая к заводу, я увидел странную картину. У стены третьего прокатного цеха стояла батарея — четыре небольшие пушки, которые вели огонь по наступавшим белогвардейцам. Насколько я мог судить, это были трехдюймовки, то есть 76-миллиметровые пушки — самые распространенные орудия того времени. Они явно ничего не видели, но при этом стреляли! После каждой команды наводчик вращал маховики, иногда выбрасывал руку назад и деловито ею помахивал то в одну, то в другую сторону. Красноармеец, стоявший у рычага, сзади пушки, брался за него и поворачивал пушку туда, куда показывал наводчик. Другой, красноармеец подносил снаряды, по команде быстро бросал их в тыльную часть ствола, а третий, сидящий с правой стороны, закрывал замок. Наводчик поднимал руку и кричал: «Первое готово!» Тут же слышалось: «Второе готово», «Третье готово», «Четвертое готово». Только после этого командир подавал команду:

— Огонь… Первое! — наводчик дергал за шнур — грохотал выстрел. Черная пасть орудия злобно и страшно кашляла; люди спешили накормить его новой порцией пороха и стали. Бомбардир дергал за шнур, вздрагивала земля. За ним — второй, третий, четвертый… Наблюдая за всем этим, я удивился, куда смотрит и что видит наводчик. Ведь со всех сторон нас окружали высокие заводские цеха!

— Скажите, пожалуйста, — улучив момент, обратился я к одному из военных, усталому высокому артиллеристу в кожаной тужурке и фуражке с обмятыми полями — как может бомбардир-наводчик стрелять, если перед ним эти строения, что все закрывают, мешают видеть цель?

Тот лишь коротко усмехнулся.

— Цели он не видит. Ему сейчас и не нужно ее видеть!

— А как же тогда он наводит орудие?

— Очень просто. Вон, хлопчик, видишь ту трубу? — указал он рукой на давно не использовавшуюся кирпичную трубу цеха. — Там у нас сидит товарищ Замостин, командир батареи, и оттуда прекрасно видит цель. Рядом с командиром батареи — телефонист. У командира, находящегося возле пушек, — военный указал рукой, — тоже есть телефонист. Все команды командира батареи передаются сюда. Орудийная прислуга приводит их в исполнение. Наводчик с помощь панорамы, прицела и механизмов наведения наводит орудие, примеряясь по ориентиру, — военный указал на высоченную трубу спереди батареи. — Только после этого орудие пошлет снаряд туда, куда направляет его командир батареи.

Тут мне стало стыдно. Четыре раза бывал на фронте, многажды слышал про стрельбу с закрытых позиций, и вот, увидев ее, не понял что это такое!

— Понятно, а отчего красноармейцы во время выстрела продолжали сидеть на сиденьях, закрепленных на пушке?

— Экий ты дотошный! — крякнул командир. — Да с тобой надобно разговаривать, накушавшись сперва пшеничной каши! Ну слушай, никакого секрета тут нет: наводчик и замковый трехдюймовки должны при выстреле непременно находиться на сиденьях, оттого что это способствует более точному ведению огня! А ты бы, хлопчик, шел бы куда отсюда — видишь, по нам в ответ палят? Скоро, чую, пристреляются и начнут накрывать!

Действительно, ответные выстрелы белых становились все настойчивее и чаще. Воздух беспокойно вздрагивал от орудийной пальбы, взмывали вверх столбы пыли и дыма, а при попадании по путям — щепки и целые железнодорожные сваи.

Вдруг страшный, протяжный вой пронёсся над нами, и совсем рядом, шагах в десяти от меня, с отвратительным чавканьем воткнулся в землю снаряд. Я инстинктивно упал, закрыв голову руками, ожидая взрыва. Но его не последовало. Земля дрогнула от удара, но не более. Неразорвавшийся! «Повезло», — мелькнула мысль, пока я поднимался на дрожащих ногах, отряхивая пыль. Нужно было убираться с открытого места.

Я нырнул в ближайшие ворота огромного механосборочного цеха. Внутри стоял гул, пахло раскаленным металлом и паровозным дымом. Рабочие, среди которых я сразу увидел своего отца, спешно заканчивали последние приготовления у двух массивных, закованных в броню платформ. Их цепляли к уже стоявшему под парами маневровому паровозу серии «Щ» — «щуке», как их звали железнодорожники. Паровоз нетерпеливо пыхтел, выпуская клубы белого пара. Похоже, эвакуация шла полным ходом.

Тут отец заметил