Я взглянул на счастливые лица застывших на фото людей. Прочёл в углу фотографии: «Чёрное море, пансионат „Аврора“, 1970 год». Отметил, что пятилетний Серёжа Порошин тридцать лет назад мало чем походил на Сергея Петровича нынешнего.

Порошин положил фото на газету и сказал:

— К чему я всё это тебе говорю. В той поездке случилось кое-что необъяснимое. Отец об этом странном моменте вспомнил именно когда увидел на флагштоке в Кремле наш нынешний флаг. Он рассказал мне, что уже видел подобный флаг в прошлом. Во время той нашей поездки на море в семидесятом году. Папа увидел его тогда в четыре часа утра на станции «Пороги».

— Где это? — спросил я.

— Примерно в шести часах езды отсюда, — сказал Сергей Петрович. — Мы с отцом там побывали восемь лет назад. Флаг на станции тогда не обнаружили. Но триколор появился там три года назад, когда батя посетил «Пороги» уже без меня. Батя рассказывал, что в семидесятом году наш московский поезд остановился на той станции на пять минут. Примерно в четыре утра.

Сергей Петрович качнул головой и продолжил:

— Папа и ещё несколько пассажиров вышли там, чтобы покурить. В поезде было жарко и душно. Лето же. Вот они и пошли на перрон. Покурили, поболтали, посмотрели на странный флаг — тот трепыхался рядом с входом в вокзал. А потом папа подобрал с земли газету. Потому что увидел на ней забавный заголовок. Вот этот заголовок: «Восстание грибов».

Порошин кивнул в сторону газеты.

— Батя говорил, что на перроне было плохое освещение. Поэтому он прихватил газету с собой: решил, что почитает её утром. Ещё он обратил внимание на странность: на газете стояла дата выпуска — тринадцатое июля двухтысячного года. Число «две тысячи» бросилось ему тогда в глаза. Он подумал, что это забавная опечатка. Решил, что утром покажет её жене.

Сергей Петрович постучал по газете пальцем.

— Утром он эту газету на столе не нашёл. Мама завернула в неё мусор и выбросила. Теперь папа жалеет, что не кинулся на поиски той газеты. Но в семидесятом году он даже не подумал лезть в мусор. Решил, что дата на газете ему ночью померещилась. Да и кто бы так не решил? О газете и о триколоре батя позабыл. До того времени, когда у нашей страны появился новый флаг.

У меня над головой прожужжала муха.

Я отмахнулся от неё и спросил:

— Сергей Петрович, ты намекаешь: твой отец побывал в будущем, как те пионеры?

Порошин качнул головой.

Покачнулись и ветви дерева за окном.

— Похоже на то, Серёга, — ответил Сергей Петрович. — Понимаю: это звучит глупо и неправдоподобно. Но только как быть с тем флагом на вокзале в семидесятом году? Мой батя его не придумал, точно тебе говорю. Он мне никогда не лгал. Во всяком случае, в подлинность своих воспоминаний он верит. А я верю своему отцу. Предлагаю, чтобы и ты поверил мне. Это в твоих же интересах, Серёга.

Порошин чуть приподнял брови.

Я снова взял в руки паспорт и заглянул в него. Посмотрел на своё фото. Снова прочёл: «Красавчик Сергей Юрьевич».

Поднял взгляд на Порошина и признался:

— Сергей Петрович, я тебе, разумеется, доверяю. Но…

— Нет никаких «но», Серёга, — сказал Порошин. — Есть обвинения в терроризме и в торговле наркотой. Это с одной стороны. И возможность сбежать от этих обвинений уже сегодня ночью — с другой. Какую ты выберешь? Ты только подумай, Серёга: уже скоро ты будешь спокойно спать по ночам и не шарахаться в сторону при виде милиционеров. Начнёшь жизнь заново. Но не с чистого листа. Потому что… вот.

Сергей Петрович расшнуровал старый брезентовый рюкзак, который принёс с собой и выложил из него пачку денег: пачку советских денег — на верхней купюре я увидел изображение Ленина.

Порошин сдвинул старые советские купюры в мою сторону.

— Таких пачек у меня полрюкзака, — сказал он. — Мой батя хорошо подготовился к путешествию в СССР. Он планировал, что сам вернётся в прошлое. Но сейчас он в больнице, приходит в себя после инсульта. О походе на станцию «Пороги» не может быть и речи. Я обещал отцу, что сам отправлюсь в прошлое, если он не сможет. Но… я тоже не могу, Серёга. На кого я оставлю своих девчонок?

Сергей Петрович развёл руками, заявил:

— Вернуться к ним не получится, сам понимаешь.

Он дёрнул плечом и сказал:

— А тебе, Серёга, возвращаться сюда нежелательно. Здесь тебя ждёт тюрьма. Разве не так?

Он не дождался моего ответа и продолжил:

— Тебя, Серёга, тут теперь ничто не держит. Семьи у тебя нет. Нет больше и никаких перспектив — здесь, в двухтысячном. Ты и сам это понимаешь. Даже через пятнадцать лет, когда освободишься из заключения, перспективы у тебя не появятся. Потому что из тюрьмы ты вернёшься уже не красавчиком, а сорокалетним инвалидом. Если вообще там выживешь — с твоим-то характером.

Порошин ухмыльнулся.

У него над головой покружила муха — словно нарисовала очертания нимба.

Порошин сказал:

— Я предлагаю тебе, Серёга, прекрасный выход из той хреновой ситуации, в которую ты угодил. Причём, совсем не важно, веришь ли ты в перемещения во времени. Потому что уже сегодня ночью сможешь убедиться в правдивости моих слов. Сегодня. Ночью. На станции «Пороги». Или поймёшь, что мы с отцом все эти годы занимались самообманом — в этом случае ты всё равно ничего не потеряешь.

Сергей Петрович покачал головой.

— Ты просто задумайся вот над чем, Серёга. Мы с тобой никогда не были большими друзьями. Это правда, не спорь. Но я тебе сейчас помогаю. Разве не так? Ты же понимаешь, что эта помощь мне выльется в крупные неприятности, если о ней узнают? Сколько лет мне дадут за помощь террористу? После прошлогодних событий с этим строго. А у меня семья. Понимаешь? Но я всё же вожусь с тобой. А почему?

Порошин выдержал паузу, посмотрел мне в глаза.

— Я делаю это потому, Серёга, что уверен, — сказал он, — тебя не поймают. Если ты сядешь сегодня ночью в тот поезд на станции «Пороги», то обратно вернёшься уже пятидесятипятилетним. Доберёшься сюда своим ходом: год за годом. Никто не спутает тебя «того», пятидесятипятилетнего, с тобой нынешним. К тому же, ты вернёшься в двухтысячный год обеспеченным человеком. Вот…

Сергей Петрович вынул из рюкзака толстую тетрадь.

— Помнишь, Серёга, фильм «Назад в будущее»? Герой того фильма… не помню в какой части… купил в будущем альманах с результатами спортивных событий. Папа такого альманаха не нашёл, но он записал результаты спортивных соревнований в эту тетрадь — все, которые сумел отыскать в библиотеке. Причём, здесь результаты не советских соревнований, а иностранных. Понимаешь, почему?

Я неуверенно повёл плечом.

Предположил:

— Твой отец хотел уехать за границу?

— Точно! — сказал Порошин. — Папа не планировал оставаться в Советском Союзе. Что здесь делать? Он рассчитывал, что свалит за границу, как только появится такая возможность. Думал, что быстро там разбогатеет: сделает удачные ставки на тотализаторе. Папа надеялся, что проведёт остаток жизни где-нибудь в Америке, купаясь в тёплом океане и в роскоши. Как тебе такая возможность?

Я кивнул.

— Нравится.

Порошин ещё чуть сдвинул в мою сторону пачку советских денег.

— У тебя она будет, Серёга, — сказал он. — Если пообещаешь, что выполнишь мою просьбу.

— Какую просьбу, Сергей Петрович? — спросил я.

Глава 3

— У нас к тебе очень простое дельце, — сообщил Порошин. — Никакого риска для тебя. Так что не волнуйся. Сядешь в поезд, скроешься от мести этого фээсбэшного генерала в нашем советском прошлом. Выполнишь там нашу просьбу. Видишь ли, Серёга, мой отец загорелся идеей вернуться в семидесятый год не только потому, что мечтал стать богачом. Он хотел изменить прошлое.

Сергей Петрович указал пальцем в покрытый трещинами потолок.

— Сразу тебе, Серёга, скажу, — произнёс он, — в спасении СССР папа не видит никакого смысла. Говорит, что всё в нашей истории и так случилось успешнее, чем могло бы. Примером тому гражданская война, что началась в семнадцатом году. Помнишь? В девяностом такого не было. Поэтому батя решил: в двухтысячном году он вернётся на том поезде в прошлое и исправит только свою ошибку.