их мастер Цзэ.
– Разве так можно было? Вы же сказали не входить… – удивленно хлопал глазами Минь Ли.
– Не входить не значит «не говорить». Да и как я узнаю, что вы хотите помочь, если вы не скажете мне об этом? Или прикажете мне силой заставлять вас работать?
Подростки лишь потупили взгляд, промолчав.
Проводив учеников, Цзэ Сюлань вернулся в свою лабораторию, как он окрестил выданную ему комнату. Взмахом руки он зажег свечи, снова усаживаясь за стол. Спать ни сегодня, ни в ближайшие дни Цзэ Сюлань не собирался, поэтому приступил к изучению актинобактерий. В университете он не раз ворчал на программу обучения, когда их заставляли часами глазеть на плесень и всяких микроорганизмов или когда их учили вот так вот извлекать лекарства из природы. Потому что на кой современному человеку знать, как выглядит эта актинобактерия и как из нее получить сырье? Даже на производство все это привозится в уже готовом виде. Но сейчас Цзэ Сюланю оставалось только благодарить преподавателей за такой полезный опыт. Не знай он всего этого – и Лихань точно вымерла бы.
Увлекшись очередной порцией бактерий, Цзэ Сюлань даже не заметил, как в комнату тихо вошел Линь Ян. Он какое-то время стоял у двери, словно ждал, пока его заметят. Но когда этого не произошло, подошел к столу.
– Ну и чем ты тут целый день занимаешься? – поинтересовался мужчина, рассматривая кучу склянок. Все, что можно было скупить из лекарской посуды, принц Нин велел скупить, чтобы заклинатель мог спокойно проводить свои исследования. Некоторые стеклянные мисочки были заполнены бульоном, который готовил сам Линь Ян, и накрыты крышечками, некоторые стояли пустые. В одних лежали комки земли, в других – водоросли. Все эти склянки были расставлены не только на столе, но еще и на полу по всей комнате. В некоторых даже были образцы чумной палочки. Мужчина запускал к ним найденные стрептомицеты, чтобы понять, подойдут они ему для лекарства или нет.
– Иди сюда, – вместо объяснений Цзэ Сюлань подозвал мечника к себе. – Смотри.
Он заставил Линь Яна нагнуться к нему и взглянуть в маленькую бусинку стекла. Света свечи было недостаточно, поэтому, чтобы не искать удачное положение, Цзэ Сюлань зажег яркую сферу на своей руке. Кто бы мог подумать, что прославленный мечник что-то увидит в бесполезном стекле! Это были какие-то густо переплетенные ниточки, которых на бусинке точно не было. Без слов Линь Ян удивленно взглянул на Цзэ Сюланя.
– Нравится? – улыбнулся тот. И от этой улыбки у Линь Яна защемило сердце. Слишком уж была она похожа на улыбку его давнего друга. – Это стрептомицеты. Бактерии. Они в реальной жизни настолько маленькие, что их невозможно рассмотреть. Но вот эта вот стекляшка помогает их увидеть. Чума – это тоже болезнь не от злого духа или проклятия какого. Эти ниточки – не единственные в своем роде. Есть как полезные бактерии, так и вредные. Они могут быть шариком, палочкой, закорючкой… Вредные бактерии, как вши, доставляют неудобства человеку своим проживанием. Но их можно убить другими полезными бактериями. И вот чумную палочку можно убить стрептомицетами. Только их нужно много. И определенных.
Линь Ян слушал его достаточно внимательно, но все равно далеко не все понимал. У него было слишком много вопросов.
– Откуда ты все это вообще знаешь?
– Видишь ли, я просто общаюсь с нужными людьми.
– И зачем ты это делаешь?
От такого вопроса Цзэ Сюлань опешил и даже отложил свой микроскоп, чтобы посмотреть на своего ночного гостя.
– В каком смысле: зачем я это делаю?
– Ты никогда не тянулся помогать людям, – пояснил свои слова Линь Ян. – Тебе было все равно, кто просит тебя о помощи, кто умирает на твоих глазах. Почему же ты просто не спихнул это на других? Ты ведь не лекарь. Никто бы не посмел тебя упрекнуть. Но вместо того, чтобы переложить ответственность на других, ты сам безвылазно сидишь здесь и пытаешься помочь. Что же изменилось?
Цзэ Сюлань тяжело вздохнул, вновь возвращаясь к изучению микроорганизмов:
– Вероятно, изменился я.
– Почему?
– Наверное, потому что в первую очередь я – человек. Альберт Эйнштейн как-то сказал: «Главная мера ума – это способность меняться». Я разумный человек. Поэтому мне свойственно меняться.
На самом деле после своей смерти Цзэ Сюлань действительно слегка по-другому стал смотреть на многие вещи. Получив второй шанс на жизнь, он чувствовал, что она теперь не является целиком и полностью только его. Наверное, раз уж этот мир его принял, ему стоит хоть немного прислушиваться к здешним обитателям. Раньше Цзэ Сюлань ушел бы из этой чумной Лихани и не стал бы заморачиваться ни над лечением, ни над тем, кто выживет, а кто нет. Но теперь он чувствовал, что не сможет спать спокойно, если оставит все как есть. Словно с новой жизнью к нему пришла и новая ответственность. И Цзэ Сюлань, конечно, не собирался спасать мир, но протянуть руку помощи там, где он способен это сделать… Пожалуй, это не так уж и сложно.
– Кто этот Эйшэйн? – вскинул бровь Линь Ян.
– Мой давний знакомый, – хихикнув, выкрутился Цзэ Сюлань.
[Ага, с Ньютоном на брудершафт пили, Пифагор тебе теорему с таблицей посвятил, Моцарт – на клавесине играть учил…]
– Вообще, – продолжил хозяин Туманного склона, придумав более весомый аргумент, – это все может быть связано с исцелением моего ядра. Когда оно очистилось от тьмы, тьма ушла и из моей души. Ты не думай, что я стал великодушным праведником. Но я вновь почувствовал себя живым. Живым человеком. Че-ло-век – это звучит гордо, не находишь?
Линь Ян слушал его, пребывая в смешанных чувствах. Неужели все эти перемены с ним произошли и вправду из-за того, что он избавился от тьмы в своем ядре и сердце? Это звучало логично. Прославленный мечник ведь раньше даже не задумывался, насколько это должно быть тяжело: потерять почти все силы, постоянно чувствовать удушающую тьму внутри себя и не быть способным хоть как-то это исправить. «Я вновь почувствовал себя живым», – так он сказал. Возможно, его жизнь раньше была подобна лишь тени существования. Никто его не брал в расчет, его считали слабым и бесполезным. Скорее всего, он всегда был умен и начитан, всегда знал об этих бактериях и неизвестных болезнях. Вот только слушать его никто не хотел. Никто не хотел с ним ничего обсуждать. Да и если бы он первым завел разговор, никто бы ему не поверил.
Прикинуться малосведущим дурачком, помешанным на нарядах, было весьма разумно. Его никто не воспринимал