— Тяжелый день, Херовато-сан? — спросил он своим тихим шелестящим голосом.

— Еще только утро, но можно и так сказать, — вздохнул я, опускаясь на свою кровать, которая жалобно скрипнула под моим весом. — Кажется, в этой больнице слово «покой» используется только в названии одного из отделений, и то, боюсь, с иронией.

Он слабо, одними уголками губ, улыбнулся.

— Да, здесь редко бывает тихо. Но, знаете, иногда именно в этой суете, в этом вечном движении и чувствуешь, что жизнь продолжается. Даже когда кажется, что она замерла.

Я посмотрел на него. На его худые руки с выступающими венами, лежавшие на обложке книги, на его изможденное лицо.

— Вы правы, Мия-сан, — сказал я, и голос мой прозвучал глухо. — Главное, что она продолжается.

Он снова кивнул, словно подтверждая мои слова, и вернулся к своему чтению, давая понять, что не хочет навязывать свое общество. А я, немного посидев и придя в себя, решил, что лучшим лекарством от дурных мыслей будет физическая нагрузка. Тем более, что по расписанию у меня как раз была лечебная гимнастика.

Я спустился на третий этаж. Отделение реабилитации. Здесь смесью пота, резины от эспандеров и какой-то ядреной мази с ментолом. Из-за дверей просторного зала доносились ритмичные скрипы тренажеров, бодрые команды инструкторов и сосредоточенное пыхтение пациентов.

Зал здесь был поистине огромным, залитым светом из панорамных окон. Вдоль одной стены тянулись ряды беговых дорожек и велотренажеров, на которых, словно хомячки в колесе, усердно крутили педали пожилые дамы и господа в спортивных костюмах. В центре зала, на мягких матах, группа пациентов под руководством молоденькой, энергичной девушки-инструктора выполняла упражнения на растяжку, напоминая стайку неуклюжих, но очень старательных фламинго. А в углу двое мужчин с протезами ног, обливаясь потом и сцепив зубы, пытались подтягиваться.

Моим личным тренажером на сегодня был набор легких гантелей. Я сел на скамейку и начал свою рутинную пытку. Поднять, опустить. Снова поднять. Мышцы дрожали от напряжения, как струны расстроенной гитары. Но я упрямо продолжал. Каждое движение было маленькой, но важной победой над собственной слабостью.

Через полчаса я был мокрый, как кот, попавший под тропический ливень, и уставший, но в то же время чувствовал странный прилив сил. Я вышел из зала, вытирая пот с лица рукавом пижамы, и побрел по коридору. Впереди, словно оазис в пустыне, маняще светился автомат с напитками.

Я подошел к нему. Выбор был поистине царским, способным вогнать в ступор даже самого решительного человека. Десятки разноцветных баночек и бутылочек выстроились в ровные ряды, обещая прохладу и избавление от жажды. Холодный зеленый чай нескольких сортов, кофе со льдом, газировка со вкусом дыни, какой-то энергетический напиток с изображением разъяренного дракона на этикетке, соевое молоко, фруктовые соки всех цветов радуги… Я стоял, не в силах сделать выбор между «просто чаем» и «чаем с экстрактом 6-ти летнего корейского красного женьшеня, фруктов, корицы и ягод».

— Возьмите тот, что с зеленой этикеткой, — раздался рядом спокойный мужской голос с легким акцентом. — У него приятный, не слишком сладкий вкус. Хорошо освежает после нагрузки.

Я, не оборачиваясь, машинально нажал на указанную кнопку. Автомат недовольно загудел и с глухим стуком выдал мне холодную баночку. Я открыл ее и сделал большой глоток. Вкус и впрямь был отличным — легкая терпкость зеленого чая с едва уловимой ноткой цитруса и мяты.

— Спасибо за совет, — сказал я, поворачиваясь к своему невидимому помощнику, чтобы поблагодарить. — Действительно освежает.

Мужчина, до этого спокойно прислонившийся к стене, вдруг замер.

— Вы… — прошептал он, и его голос дрогнул. — Вы меня видите? Вы… со мной разговариваете?

Я опешил. Что за странная реакция?

— Конечно, вижу, — я удивленно поднял бровь. — Вы же прямо передо мной стоите. Все в порядке?

Но чем дольше я смотрел на него, на его бледное лицо, немного отличающееся от японского, на глаза, на жесткую линию рта, тем сильнее во мне нарастало странное, назойливое чувство дежавю. Где-то я его уже видел. Совсем недавно.

И тут, словно вспышка, в моей голове пронеслось воспоминание. Холодный свет конференц-зала. Огромный экран. И на нем — официальная фотография.

— Пак… — вырвалось у меня прежде, чем я успел подумать. — Пак Чун Хо.

Холодная волна осознания накрыла меня с головой. Мир качнулся. Баночка с чаем выскользнула из моих пальцев и с громким звоном ударилась о кафельный пол, разлив остатки напитка. Это был он. Тот самый пациент. Человек, который должен был лежать в палате интенсивной терапии в кардиоторакальном отделении, в глубокой коме, подключенный к аппаратам жизнеобеспечения.

Глава 16

Мы стояли в этой звенящей тишине коридора, без зазрения совести пялясь друг на друга. Моя только купленная банка с чаем уже куда-то укатилась, а напиток некрасивой лужей растекся по полу. Из-за угла, напевая себе под нос какую-то веселую песенку, выпорхнула молоденькая медсестра с лотком, полным шприцев и ампул. Она шла, не глядя по сторонам, и ее траектория движения вела прямиком через то место, где стоял господин Пак.

«Осторожно!» — хотел крикнуть я, но слова застряли в горле.

А медсестра, не сбавляя шага, просто прошла сквозь него.

Я вздрогнул. Зрелище было жутковатым. На долю секунды ее фигура и фигура Пака слились в одно целое, создав причудливый, полупрозрачный силуэт, а потом она просто вышла с другой стороны, даже не заметив, что только что нарушила все мыслимые и немыслимые законы физики. Она прошла еще пару шагов, а потом, видимо, почувствовав мой ошарашенный взгляд, обернулась, смущенно улыбнулась и поспешила дальше по коридору.

Я перевел взгляд на Пака. Он стоял на том же месте, абсолютно невредимый, и на его губах играла кривая, чуть горькая усмешка.

— Привыкайте, господин, — сказал он, и в его голосе не было и тени удивления. — К этому, как оказалось, можно привыкнуть.

Я все еще смотрел на него с шоком. Мой мозг, наконец, перезагрузился и выдал единственно возможный диагноз: я сплю. Или окончательно сошел с ума. Третьего не дано. Или все же…?

— Вы… — я сглотнул, пытаясь подобрать слова. — Вы тоже… призрак?

— Я предпочитаю термин «внетелесный опыт», — поправил он меня, и его лицо снова стало серьезным. — Звучит более научно и менее… мелодраматично.

Я чуть глаза не закатил. Что же все призраки в моем окружении не хотят называть вещи