В первую очередь я достал из тайника стеклянную сферу и поставил на стол; изначально я не собирался превращаться её в сокровище сновидения, ибо она могла пригодиться самому Натаниэля, — это был его единственный козырь, — однако затем я понял, что даже если сделаю её «моей», как выражался мой предшественник, сфера вовсе не обязательно сразу исчезнет.

В своё время, когда я впервые пометил своим туманом компас, последний никуда не испарился, и лишь когда я сосредоточился и призвал его, он оказался у меня в руках. Соответственно, если я не буду призывать стеклянную сферу, Натаниэль её не потеряет. Зачем же мне в таком случае делать её своей, если я не собираюсь ей пользоваться?

Очень просто.

Чтобы не потерять.

Я всё ещё боялся опасался оставлять Натаниэля на собственное попечительство, и поэтому решил таким образом застраховаться… К тому же вполне может быть, что мне придётся использовать сокровище. Я не собирался этого делать, но если потребует ситуация — пусть.

Впрочем, это не значит, что я собирался совсем забросить Натаниэля; его положение было чрезвычайно невыгодным, особенно теперь, и всё же у него была команда, корабль… Дэвид, который был неплохим помощником капитана… Я оставил свою метку на берегу, чтобы, если потребуется, найти себе другого носителя, но если Тиберий не будет покоиться на дне морском к моему следующему визиту, я был совсем не против снова подсобить его команде…

Отсюда и второй этап моего подготовительного плана.

Пометив сокровища, я откинулся на спинку стула, закрыл глаза, сосредоточился и попытался нащупать в своём сознании отголоски «иного меня» — сонное дыхание чужеродной души.

Опыт, проведённый в теле младенца, показал мне, что, хотя носитель и спит, когда я подчиняю себе его тело, его дрёму нельзя назвать совершенной; иной раз его чувства и мысли влияют на моё поведение.

И вот я подумал: а возможно ли мне с ним связаться? И поговорить?

Сейчас узнаем…

Сперва я не чувствовал ничего необычного. Просто видел темноту, которая обыкновенно возникает перед закрытыми глазами. Затем, постепенно, моё сознание как будто стало становиться легче; незримая сила подхватывала его и уносила за собой. Я попытался направить её, ориентируясь на проблески тех чувств, которые казались моими и в то же время чужеродными.

Наконец, постепенно, они стали обретать очертания; передо мной нарисовался прозрачный фантом. Это был Натаниэль. Ещё через несколько секунд его глаза приоткрылись, в них появился потерянный блеск, на смену которому немедленно пришло испуганное выражения.

— Где… где я? — спросил Натаниэль, быстро оглядываясь по сторонам. Он стоял в пространстве кромешной черноты.

— Здесь, — ответил я, стараясь делать хриплый и страшный голос.

35. не тот

— Где… где я? — спросил Натаниэль, быстро оглядываясь по сторонам. Он стоял в пространстве кромешной черноты.

— Здесь, — ответил я, стараясь делать хриплый и страшный голос.

Натаниэль вздрогнул. Заметив моё присутствие, он сперва попятился, а затем вскинул руку и затараторил:

— Ты… Ты! Ты призрак? Я помню, ты подчинил меня, ты…

— Ты всё помнишь? — заметил я, не обращая внимания на его испуг и дрожащую нижнюю губу.

— Да… Я… Помню. Я был как будто… Сам не свой

— Хорошо.

Я кивнул. Ямато тоже сохраняла воспоминания о времени, проведённом под моим контролем. Она поминала его как сон.

— Меня подстрелили… — щупая своё эфемерное плечо растерянно прошептал Натаниэль.

— Ты заслужил.

Он сглотнул.

— Натаниэль… — сделал я возвышенный голос. — Я выбрал тебя как своего раба и знаменосца. Я обещаю, что дарую тебе великую силу и власть, но лишь в том случае, если ты будешь исполнять мои приказы. Если ты приструнишь свою гордыню и подчинишься моей воле…

— Я… — Натаниэль казался обескуражен. Но вот он опустил голову и стиснул кулаки:

— Я Натаниэль Тибериус Фердинанд, сын моего отца и наследник моего рода! Я не раб и быть рабом не намерен… Злой дух! Если ты намерен захватить моё тело — пускай, но я… Я не склонюсь перед тобой! — заявил он громким голосом.

Я удивился.

Я знал, что Натаниэль был высокомерным, но ожидал несколько другой реакции. Ведь прямо сейчас он действительно был совершенно беззащитен и находился в моей власти. Мне стоило только пожелать, чтобы развеять его душу. Он и сам это понимал. Паря во мраке перед морем моей туманности, он, вероятно, чувствовал себя как мотылёк перед лицом пылающего солнца. Чтобы проявить в таком положении характер простой глупости было недостаточно — здесь нужна была храбрость. Натаниэль дрожал всем своим телом… Вернее, всей своей душой… И в то же время голова его была поднята прямо, а глаза смотрели прямо на меня.

Я заметил, что моё мнение касательно него немного улучшилось.

— Хм… Пускай. Ты не раб, не слуга… И всё же ты в моей власти. Ты можешь противиться, но тогда твой род, юный Фердинанд, оборвётся. Ты этого хочешь? Превратиться в круглую — ха-ха — чёрную точку на последней странице своей семейной биографии?.. Есть разница между гордостью и гордыней, мальчишка!

Натаниэль замялся. Мои слова подточили его решимость.

— Ты умрёшь, Натаниэль… Ты бы уже умер, растерзанный собственной командой за то, что завёл её в ледяную могилу, если бы не моя помощь. Я бы потребовал тебя проявить благодарность, да только нет в ней никакого проку. Я теперь слушай меня внимательно… Ты помнишь содержимое книг, которые я запихал в твою голову?

— Да… — с тяжким смирением ответил Натаниэль.

— Хорошо… Время от времени перечитывай их, делай записи, сверяйся; слушай своего первого помощника…

— Дэвида? Но ведь он простолюдин, чтобы я… — возмутился было Натаниэль, но я тотчас прервал его:

— Молчать! Он верен тебе… Уж не знаю почему, и тебе следует ценить его верность. Если бы ты следовал его советам, всё могло бы обернуться совершенно иначе…

Натаниэль хотел было ответить, но в последнюю секунду замялся, помолчал некоторое время и кивнул.

— Хорошо… Знай меру. Это полезно. Помни, что любая дорога прокладывается по кирпичику. Я оставил тебе твоё сокровище и запас песка Лайма. Используй его только в самом крайнем случае, ибо я не знаю, когда в следующий раз у меня получится снова его пополнить. И не смей, слышишь меня, не смей больше трогать Хризантему. Если ты посмеешь её…

Не успел я договорить, как лицо Натаниэля покраснело и приняло уязвлённое выражение:

— Ничего я не смел! Более того, я спас бедную девочку из рабства. Проявил великодушие, которое свойственно только истинным дворянам.

— Спас её из рабства?

— Именно так! — продолжал Натаниэль. — Этот мерзавец