и мастеров души, само собой. 
— Это очень интересное предложение, — сказал я, не кривя душой. — Думаю идея очень понравится и Кате и нашим родителям.
 — Больше, чем уверен, — улыбнулся князь. — И ваша сестра останется в семье и в обществе. Только ей придётся подписать договор о неразглашении государственной тайны, даже родным и близким. Многие вопросы по обучению студентов буду контролировать лично я и мои помощники, работающие в этой сфере.
 — Вполне приемлемо и объяснимо, — кивнул я. — Не вся информация должна провозглашаться во всеуслышание, так как есть уши, растущие на не очень добрых головах.
 — Именно, — сказал князь, подняв указательный палец. — А теперь пойду, не буду срывать вам приём.
 — Всего вам доброго! — сказал я довольно искренне на прощание. Золотой человек этот Волконский.
 — Да, кстати, — князь остановился на пороге и снова обернулся ко мне. — Человек я уже немолодой и играть пышную свадьбу имея относительно взрослых внуков как-то нехорошо, поэтому мы с Зоей Матвеевной хотели организовать всё по скромному, но мы очень рассчитываем на ваше присутствие. Если бы не вы, то этого бы просто не случилось. Зоя моя первая любовь с юности, но судьба развела нас тогда в разные стороны, а сошлись мы снова благодаря вам, вы смогли победить недуг, овладевший ей после внезапной смерти мужа. Теперь Зоя снова золотой человек, какой я знал её когда-то.
 — Я обязательно приду, Михаил Игоревич! — сказал я.
 Дальше мой приём шёл как обычно, по накатанной, никаких курьёзных историй и сложных диагнозов. Иногда это даже хорошо, делаешь спокойно своё дело, ни на что не отвлекаешься, даже в некоторой степени расслабляешься. По крайней мере морально, потому что в физическом плане расслабляться не приходилось. Был и атеросклероз и немалых размеров новообразования, но я всё это воспринимал, как тренировку в спортзале, только качал не мышцы, а ядро и магические сосуды, что для меня сейчас более важно.
 За час до обеда в кармане зазвонил телефон. Очень удачно, я как раз был не занят, ждал следующего пациента, который уже открывал дверь кабинета.
 — Александр Петрович, доброго дня! — бодро начал Соболев, а у меня внутри всё по новой вскипело, как бы не выплеснулось. — Я вас не сильно отвлекаю?
 — Пока нет, — сдержанно ответил я.
 — У меня для вас есть новости, которые надо срочно обсудить, — затараторил эпидемиолог. — Предлагаю сегодня так же отобедать у меня в кабинете, заодно и поговорим, идёт?
 — Хорошо, в двенадцать буду, — ответил я максимально лаконично, стараясь не выдать то, что так и рвалось наружу. Чувствую, перед тем как войти в управление эпидемиологии, мне придётся помедитировать и заняться дыхательной гимнастикой.
 — А эти журналисты сегодня, вы представляете? — начал говорить Соболев, но я резко нажал на отбой и выключил телефон.
 Скажу потом, что батарейка села, но развивать разговор на эту тему сейчас не было ни малейшего желания. Раз уж с ним надо жить мирно, то не стоит высказывать всё, что я о нём думаю. У меня ещё час впереди, попытаюсь затушить в себе снова вспыхнувший пожар. Самый эффективный способ тушения эмоционального пожара — переосознать его причину и начать относиться к этому по-другому. Другого варианта нет.
 Когда я подъехал к зданию управления, последние угольки в моей душе затухли, появилось даже некоторое сочувствие к несчастному Соболеву, который сидит круглосуточно за своим микроскопом и нет никаких шансов вырваться в общество. Для него наша поездка была глотком свежего воздуха. Рядом новые люди, которые не разбегаются в разные стороны, когда он начинает говорить. Да ещё жадно заглядывающие в рот журналисты, которым чего только не расскажешь, лишь бы они продолжали тебя слушать. Так, погоди, Саня, такими темпами может дойти, что ты побежишь за вином и закончится всё тем, что будешь впитывать отделяемое из носа эпидемиолога в свою жилетку, а нам этого не нать.
 — Проходите, Александр Петрович! — воскликнул Василий Иванович, потирая руки, когда я открыл дверь его кабинета. — Пока всё горяченькое.
 Если мне не изменяет память и не подводит зрение, на столе я увидел блюда армянской кухни: хашлама, долма, жареная с мясом картошка и кувшин с таном. Всё это я люблю и отказываться не собираюсь.
 Пока я уплетал хашламу с тающей во рту говядиной, Соболев тарахтел, не останавливаясь. Каким-то волшебным образом содержимое его тарелки исчезало синхронно с моей тарелкой. И как он всё успевает?
 — Так вот, должен признать, вы оказались правы насчёт лис, — сказал эпидемиолог и ложка с горкой овощей с мясом исчезла у него во рту. Он не жуя глотает что ли? — В мазках обнаружился тот самый вирус, причём в неповреждённом виде. Он оказался гораздо живее того, что мне удалось выделить из материалов, взятых у тяжело больных, что уж там говорить о детях, которые даже не заболели. Вирус нашёлся у всех мелких спиногрызов, но исключительно в деактивированном состоянии. То есть они, в принципе, и не заразны даже. То есть тела вирусов у них в таком же здравии, что и телёнок в этой хашламе. Пришёл в гости и лёг на тарелку для макрофагов. Интересно, правда?
 — В таком случае меня интересует, с какого возраста дети становятся восприимчивы к вирусу, — сказал я, покончив с первым блюдом и целясь на долму.
 — А с какой целью вас интересует эта информация? — заинтересованно насторожился Соболев. Прекрасно понимает, что я не просто так спрашиваю.
 — Потому что считаю необходимым разработку вакцины от «Танатоса», но надо определиться, с какого возраста начинать её делать, — ответил я, отложив наколотую на вилку долму. — Маленьким детям не имеет смысла, они гарантированно быстро убьют ослабленный вирус и от прививки толку будет ноль. А вот когда врождённый иммунитет начинает затухать, смысл от прививки будет. Именно их и надо будет прививать в первую очередь.
 — Очень интересно, а с чего вы сделали такие выводы? — спросил Соболев и тоже отложил вилку в сторону. — Почему не начать со взрослых?
 — Ослабленный вирус на фоне полного отсутствия иммунитета к нему может вызвать полноценное заболевание, — сказал я. — Со взрослыми придётся колдовать по-другому. Скорее всего нужен будет убитый или даже разрушенный вирус, чтобы неповреждённым остался только поверхностный белок.
 — Тогда почему такую же вакцину не применить к подросткам? — не унимался Соболев.