— Хорошо, — согласилась я. — Макс, тут помощь твоя нужна… Это я тебя сегодня зову в гости.

— Ого! — обрадовался Макс. — Отлично!

— Да, да, — нетерпеливо продолжала я. — Да ты слушай!

У моего ленинградского приятеля была масса положительных качеств, и одно из них — терпение. За все время, что я сумбурно, заикаясь и краснея, излагала ему свои соображения, он ни разу меня не перебил.

— Лады, — согласился он, хотя был, конечно, очень удивлен. — Придется помочь. И впрямь какой-то мерзкий крендель твой бывший. Ты же моя подруга, а подруг в беде одних оставлять нельзя. Короче, давай, ставь самовар, к восьми часам буду. Сделаю так, что этот чудик больше на твой порог не заявится. Все будет в ажуре, без шума и пыли, все в точности так, как вы со своей подружкой придумали. Выдумщица она у тебя, однако… А если тебе массовка нужна, то могу Иру с Лехой позвать, ну, тех, которые в прошлый раз стилягами плясали… Помнишь?

Конечно же, я все помнила. В начале года «Зингер» оказал мне неоценимую услугу. Когда мы наконец нашли возле «Сайгона» мою подружку Лиду, озябшую, голодную и совершенно невменяемую, Макс предложил мне совершенно удивительный план: перебить плохие воспоминания, в которых застряла на долгие годы моя подруга, хорошими. Авось вспомнит она свои юные годы и вновь вернется в действительность. А то Лидочка была совсем уж плоха — сошла с ума, переживая из-за потери новорожденной дочери, бросила семью и уехала с хиппи «на собаках», то есть на электричках зайцем, в Ленинград, бродяжничала по холодному зимнему городу и прижимала к груди обычную куклу, совершенно ничего, кроме этого, не помня из своего прошлого…

В итоге у нас все получилось, хотя изначально мы, украшая кухню, не рассчитывали на положительный исход дела. Услышав знакомую музыку, Лида будто ожила: встала, умылась, принарядилась и начала вместе с нами отплясывать на кухне, а потом, поблагодарив всех нас за помощь, первым же поездом отправилась домой. Андрей и дети не стали задавать ей никаких вопросов и просто радовались возвращению дорогой жены и мамы. Они снова зажили счастливо, как и жили раньше — до января 1964 года, когда нежданно-негаданно Лида потеряла дочь…

* * *

Когда через некоторое время я вернулась на кухню, меня там встретил бывший супруг Гвоздик, сидящий на табуретке и уныло чистящий картошку, матерясь через слово. За все время, что я трещала с подружкой по телефону, он очистил всего два клубня, и то — криво и неаккуратно, срезал много хорошего, но зато оставил кучу «глазков». Да уж, такими темпами не скоро нам удастся поужинать вкусной жареной картошечкой…

Мне, впрочем, было абсолютно все равно. У меня созрел план. Моя бойкая и неунывающая подружка Лида, способная найти выход из совершенно любой, даже самой безвыходной ситуации, подкинула мне одну идейку, и я надеялась успешно ее реализовать этим вечером. Здорово, что у меня есть настоящие друзья не только в Москве, но и в Ленинграде, и Макс согласился мне помочь! Если все выгорит, то моя мечта о безоблачных выходных с книжкой в обнимку сбудется…

— Палец вот порезал, — жалобно сказал он, протягивая мне руку c крошечным порезом. — А от лука плакать хочется.

— До свадьбы заживет, — равнодушно ответила я. Несмотря на то, что я видела Дашиного бывшего мужа впервые в жизни, всего за час, прошедший с момента знакомства, у меня к нему уже сформировалась стойкая неприязнь. — Горе-то какое, пальчик покромсал. Принесу тебе йод и пластырь. Что, всего два клубня почистил? А говорил, что в армии вы за полчаса уже ведро начистить успевали… И одевались, пока спичка горит…

— Что ж ты за хозяйка-то такая? Ножи у тебя какие-то тупые все, неужто наточить некому? — продолжал жаловаться Гвоздик, которому, как плохому танцору, постоянно что-то мешало. — Только взял — и сразу порезался. Мужик в доме нужен. Так испокон веков заведено. Муж — добытчик, женщина — хранительница очага.

— И много ты добыл за три года нашего брака? — ехидно поинтересовалась я. — Вроде бы «ничага».

— Я бы молод и глуп, — возразил Гвоздик. — Я совершил много ошибок, но ты должна была, просто обязана была помочь мне их исправить. Нехорошо женщине жить одной, неправильно это.

— А мне отлично! — возразила я.

— И хорошая у тебя теперь жизнь? — язвительно переспросил бывший супруг.

— Отличная! — весело сказала я. — Ни трусов чужить стирать не надо, ни к плите вставать каждый день после работы. Под боком опять же никто не храпит. Красота, а не жизнь…

Тут я, конечно, немножко привирала. Люди-то разные. Гоша мой, к примеру, и вовсе не храпит. А приготовить что-то любимому человеку — не в тягость. Только к кармическому близнецу моего бывшего сожителя Толика все это не имеет ни малейшего отношения. У меня сложилось ощущение, что Гвоздик этот — его дальний родственник. Я, конечно, не знала всех подробностей брака Никиты Гвоздика с настоящей Дашей Кислицыной, но, кажется, ей там приходилось несладко.

— Вот зря ты на развод подала, снова завел старую шарманку Гвоздик. — И кто ты сейчас? Разведенка под сорок, живущая в коммуналке…

— А сам-то кто? Было бы о чем переживать, — отрезала я, твердо решив не ввязываться в дискуссию. — А моя личная жизнь тебя не касается. Ладно, давай, помогу. К тому же вечером гости ожидаются. Посидишь вместе с нами за столом, девать-то тебя некуда.

— Гости? — оторопело переспросил Гвоздик. — У тебя? Тут?

— Не тут, конечно, а в комнате. Тут сидеть негде. Соседи сейчас с работы придут, им тоже ужинать надо. Так, стол раздвинем, посидим. Недолго, часиков до десяти. Песни попоем. Не каждый же день помолвку отмечаем. А тут повод хороший выдался.

— Помолвку? — ошарашенно повторил Гвоздик. — Так ты что, замуж выходишь?

— Ну как выхожу… — лениво ответила я, на ходу придумывая легенду, которую решила скормить бывшему. — Решили, что все-таки надо отношения оформить и вместе жить. А то сколько лет уж друг к дружке в гости мотаемся. Стыдно перед людьми уже. В общем, мы и так давно живем, как муж и жена, просто никак не