После этих слов Хару осознал, что все «гости» за исключением Пэгун, смотрят на него так, будто он сказал что-то невероятное. Хару даже испугался и немного потерянно повернулся к Пэгун.

— Они, кажется, не думали, что в твоей красивой голове действительно есть мозги! — расхохоталась Пэгун.

— То, что мозги у него есть, я понял, еще когда увидел книгу на русском языке, — улыбнулся Ким Ухёк. — Но как же приятно слышать подобное от молодого парня! Значит, русский вариант читается веселее, чем корейский? Лично для меня главы про свиту Воланда — самые тоскливые.

Ха Ихён согласно кивнула:

— Какие-то странные люди делают странные вещи, когда я хочу поскорее узнать, что там с Понтием Пилатом, а позднее — удалось ли Маргарите спасти Мастера…

— Я при первом прочтении боролся с желанием прочесть сначала части про Понтия Пилата, — с улыбкой добавил Ким Ухёк.

Хару улыбнулся: ему, вообще-то, тоже Понтий Пилат был интереснее сотрудников варьете. Но это на корейском. На русском эпизоды со свитой Воланда заиграли новыми красками, многие казались даже забавными.

— Но при этом история свиты Воланда — практически основная, — заметил Хару, — Воланд является, в большей степени, некой таинственной фигурой, он словно не творит зло, а лишь наблюдает, тогда как его свита совершает поступки, которые заставляют людей страдать. Воланд жесток, но справедлив. А его помощники могут показаться мелочными, неприятными… Не злодеи, а… Пакостники?

— Хорошо подмечено! — восхитился Чу Хёнсоб. — По сути, повествование в книге — это лоскутное одеяло из маленьких историй, в каждой из которых показан какой-то момент из жизни Москвы того времени. Маргарита появляется лишь во второй части книги. Библейская сюжетная ветка начинается во второй главе, но потом долгое время мы наблюдаем лишь подготовку к «сеансу черной магии» — как свита Воланда все организует и какие люди страдают в процессе.

— У меня сложилось впечатление, что все люди, которые были… так сказать — обижены свитой Воланда, — задумчиво начала Ха Ихён, — заслуживали наказания, но… не в таком масштабе, пожалуй.

— Вот тут и важен исторический контекст! — сказал Чу Хёнсоб с какой-то странной радостью, — Но… может, наш юный гений нам расскажет?

Хару смутился:

— Я не гений, но спасибо. Вот что я понял. Сложно сказать, в каком году происходят «московские» события книги. Обычно пишут — где-то между 1930–1935. Но, судя по всему, в книге есть как элементы более ранних лет, так и более поздних. Например — муж Маргариты достаточно богат, она сама хорошо одевается, ни в чем не нуждаясь. Москва в книге — словно город-праздник, город-мираж, с шикарными ресторанами, театральными выступлениями, красиво одетыми людьми, которые могут себе позволить просто праздно шататься по улицам. Все это характерно для середины двадцатых годов. Но при этом судьба Мастера, отношение окружающих к доносам, вообще — страх сделать что-то не так, страх общения с иностранцами — все это характерно для поздних тридцатых. И это влияет на контекст. В двадцатые годы правительство СССР вступило на курс развития, который назвали Новой Экономической Политикой. Это по-своему помогло стране, но из-за этого же образовался большой разрыв в социальном положении людей. Сейчас социальное неравенство — почти норма, но в СССР-то говорили, что строят коммунизм — то есть, общество, где все люди равны и счастливы. В эпоху Новой Экономической Политики не все были счастливы, потому что равенством и не пахло. Всего через десять лет ситуация в стране сильно изменилась. Началась эпоха, которую называли Большой Террор, или период сталинских репрессий. Государство начало… в русском языке это называется «закручивать гайки», то есть усиливать контроль за населением, устанавливать жесткие правила и законы. Многие из них сейчас кажутся глупыми, но времена тогда были другими. И книга как будто отображает реакцию современников одновременно на обе эти эпохи — Булгаков, с иронией изображая праздную жизнь двадцатых, одновременно показывает и события тридцатых в несколько саркастичной манере.

— Как я понимаю, частично развитие сюжета базируется на запрете религии в СССР? — уточнил Чан Мидам.

Он смотрел на Хару внимательно, словно был очень заинтересован в разговоре.

— Да. Это одна из особенностей политики СССР. Религию искореняли, были гонения на священнослужителей и глубоко верующих людей. Такое же отношение было вообще ко всему ненаучному. Любой магии — хоть черной, хоть белой — в СССР быть не могло. Воланд представляется людям специалистом по черной магии, что делает его человеком опасным, но вовсе не потому, что советские граждане боялись черной магии.

— Они боялись арестов за общение с подобным человеком, — сказала Пэгун. — Я читала немного про исторический контекст. Но сейчас это кажется какой-то глупостью, чем-то невероятным.

Хару пожал плечами:

— Многие исторические события сейчас кажутся невероятными. В то, что холокост был реален, тоже временами тяжело поверить. Но он был. Как и тысячи доносов советских граждан. Из-за этого и складывается впечатление, что официально Зло, — Воланд и его всемогущая свита — сражается… даже не с другим злом, а с людьми, которые паразитируют на несовершенствах системы.

— Несовершенствах? — удивился Ким Ухёк. — Мне казалось, что «Мастер и Маргарита» — это прямая критика власти.

Хару неуверенно пожал плечами:

— Не уверен. Мне кажется, что в книге больше обличают не власть, а людей, которые следуют букве закона и искренне наслаждаются, когда этим мешают жить людям талантливым и свободным от предрассудков. Была ли книга критикой власти? Лично мне так не кажется. Здесь не идет речь о прямой борьбе с властью, нет стремления к свержению кого-либо… Обличаются лишь человеческие слабости, мелкие грешки.

Их сложную беседу про исторический контекст прервал удивленный голос Ха Ихён:

— Я как будто на литературных дебатах! Почувствовала себя глупой, потому что вообще не видела в книге критику власти. Меня больше поразила Маргарита. Ее жертва во имя любви… Это не типичный романтический поступок, а нечто большее — она словно дважды переродилась ради Мастера. Сначала — когда стала ведьмой. Потом — когда решила жить в покое с Мастером, хотя… Она была королевой на балу у Сатаны! Летала обнаженной на метле! А потом — покой для любимого⁈

У Хару возникло легкое ощущение стыда — увлекся рассказом