— Не стрелять! Вернулись!! — Кричат с позиций, что метрах в сорока отсюда.

— Прикрывать!! — Орут бешено.

С одной стороны ежи сколотили и телеги пригнали, соорудив целую стену, вижу знакомых туляков с луками на ней. Перпендикулярно им, со стороны Москвы, ещё мощнее линия обороны, судя по знамёнам — это уже калужские, рязанские и другие ратники стоят. Очень много людей. И видно, ещё тянутся через развалины.

Деян подскочил ко мне с глазами по пять копеек.

— Живой!! — Ахнул. — Ярослав живой!!

— Ярослав! Живой! — Подхватили с позиций и дальше понесли весть.

Ну ё–маё. Живой и живой. Чего так орать–то⁈

Ещё с одним туляком меня за обе руки прямо поволокли по расплавленному грунту, пока уже по мёрзлой земле не потащили. Причём так быстро, я даже вякнуть не успел. Метров через пятнадцать выдохнули, убрав меня из опасной зоны. А там и курии активнее полезли. Их сразу перекрёстным огнём разваливают, не оставляя и шанса вырваться из эпицентра. Мне особо не видно, я это чувствую по звукам.

Вчетвером перетащили на носилки, кряхтя, и за линию обороны спешно понесли. Только сейчас дошло, что двигаться не могу. Кое–как пальцами шевелю, но в целом конечности не слушаются.

За телегой уложили, вижу и других смельчаков, лежащих в ряд. Водой всех поют, мне подали, голову подперев. Пью, как не в себя. Какая же вкусная!

Отдышаться не успел, магичка–лекарша ко мне подскочила, сразу лечить начала.

— Да нормально всё, просто устал, — пытаюсь отмахнуться. И голос свой сиплый не узнаю.

— Сейчас, сейчас, родной, — слышу от девицы, которая не отстаёт. — Потерпи, голубчик.

На руку свою смотрю. Твою ж мать, всё коркой горелой покрылось. Хера се я зажарился. Но боли уже не чувствую, магические примочки заработали. Как и восстанавливающие тоже.

Не особо знакомая магичка лечит меня, а сама слезами заливается. Молодая девка, Люты напарница.

— Ну ты чего ревёшь? — Посмеиваюсь. — Нормально всё.

— Да где нормально, — шмыгает носом.

Надо мной туляков десять нависло, все хмурые. Там уже битва началась, а этим хоть бы что.

Поднимаюсь кое–как. Хотели меня ещё придержать, как маленького. Зазудела кожа, стряхнул корку с рук, с лица под ахи и охи. Всё, как новенький. Магичка с туляками в шоке. А я лежу и на звёздное небо смотрю, успокаивая сердце. Вскоре колотить начинает от холода, накрывают меховой накидкой и несут уже на телегу. Довозят до лагеря быстро и в избу, где печка топится.

Боец молодой и две деревенские девки хлопочут со мной, пока встать не могу. Снимают, поклажу, экипировку, броню. Водицей поют, по волосам в копоти гладят. Деян туда–сюда ходит, мечется, как лев в клетке, на меня поглядывая.

— Люта где? — Спросил вскоре, чуя беду.

— Худо ей, — выдавил Деян и шапку снял, рухнул на табуретку с видом удручённым.

Я даже приподнялся.

— Что с ней?

— Выгорела магически, — выдавил витязь. — Не просыпается теперь. Лекарши её смотрят, резерв уже сутки пустой. Никак силы влить не получается. Говорят, помирает она.

— Кто не уберёг, почему? — Завёлся сразу я, переполняясь бешенством.

— Мы и не уберегли, — прошептал с комом в горле. — Как разлом замерзать стал с рассвета, бросилась она за тобой, как полоумная. Ты ж так и не вернулся.

— Без доспехов? — Ахнул.

— Без доспехов, — покривился Деян. — На защиту свою сетуя. Полезла со щитом магическим. Всё проклятая дыра и выпила. Мы спохватились поздно, потащили обратно. А она вроде цела, да сил нет. И не растут назад. Теперь лежит, не просыпается. Ей же без тебя свет не мил. Вот и бросилась в Нави пекло, дура. Мы и сами думали, что всё. Что не увидим тебя больше.

— Что вы за дураки, — прошипел, поднимаясь. — Никакой Разлом не убьёт меня, я тёмный, сука, лорд. Понял, братец⁈

Смотрит с болью.

А я на ноги пытаюсь встать. Девка в избу вошла и спохватилась, сразу подскочила и придержала за локоть.

— Барин, слаб ты ещё, полежи.

— Ведите к Люте, срочно, — скомандовал. — Деян, хватит сопли жевать! Сумку мою захватите. Бездари, нельзя на сутки оставить.

— Прости, братец…

Шубу мне уже на улице накинули и поковылял я, как старый дед на костылях по улочке меж палаток до избы, где Люта лежит.

На входе два воеводы, ратников тридцать. Меня увидели, вылупились, как на явление. А то и нечисть. Стали артачиться, не собираясь пускать. Деян еле уговорил. А внутри у кровати с Лютой Юрий сидит, судя по шёпоту, Перуну молится при свечах.

Договорил, обернулся.

— Ярослав? — Раздалось от него с претензией. — Значит, верно донесли. Живой, и как скажи на милость умудрился не спечься там?

— Нашёл укрытие, — ответил кратко. — Что с ней?

— За тобой пошла, но силы свои переоценила. Думала, разлом осилит по–своему, вот Перун и наказал за гордыню и заносчивость. Помирает она, простись с ней и ты.

С грудью холодеющей подошёл ближе, Деян помогает, под локоть поддерживая. На вид цела, только бледная. Потрогал лоб, холодная, что лёд. В груди задавило.

Милая моя крошечка, ведь ещё жить и жить.

— Знавал я такое, — слышу от Юрия. — Без доспехов Разлома касались проклятого света и помирали за два дня. Никакие лекари не помогали, никакие ведьмы. Всё пустое.

— Что ж вы, князь Юрий, хороните её раньше срока, — произнёс, покрываясь мурашками.

— Смирись, Ярослав. Сгинула наша Люта, за тобой пошла в саму Навь.

— Навь дальше, я до неё метров семидесяти сам не дошёл, — ответил с нотками цинизма и стал её ручонку из–под одеяла доставать.

— Богов не гневи, пацан, — бросил князь. — Погубили мы девочку с тобой вместе. Понял?

— Лучше заткнись и молись, чтоб вышло, — бросил ему. — Деян, сумку давай.

Безумная идея родилась у меня. Туляк подал поклажу без суеты. А я оттуда кристалл синий бережно достал, затаив дыхание. Лишь бы не раздавить, это последний… Раз от Разлома получила такое, его средством и надо помогать.

Князь с витязем смотрят, как завороженные на синее сияние. А я в раскрытую ладошку Люты его кладу. Зажимаю, слышу хруст, вижу, как впитывается. Держу руку, пока свечение полностью не пропадает.

— Что это? — Раздаётся от Юрия