Думы эти мои были невеселые, но и не сказать, что печальные. А по правде говоря, это были вовсе и не думы, а так — воспоминания о чем-то хорошем, сожаления о чем-то несбывшемся… Ростов, Лида, Сочи, бои, перестрелки… Вот она, какая, жизнь на исходе двадцатого века! И ничего тут не поделать, остается жить как живется, и будь, что будет…

Пока вся эта философия длилась, невнятный барагоз за моей спиной начал переходить в открытую фазу. Со звоном полетела посуда, раздались мат и женский визг, а затем, похоже, грохнулся опрокинутый стол.

Не допив кофе, я обернулся.

Ага! Какой колоритный персонаж!

Здоровенный детина, чем-то похожий на Дэвида Эбботта — здоровенный и бородатый, только борода, конечно, не такая гламурная, а скорее, просто запущенная, потому что мужик с месяц не брился — зарубился с несколькими, судя по всему, из одной пьяной компании. Они тоже были прочные парни, не хиляки, но этот шкаф метелил их со свирепой удалью, без всякого понятия о технике боя, но с силой и скоростью, которая дается от природы. Это у него, бесспорно, было.

— Рита! — крикнул сердито бармен. — Рита, зови Альберта! Он что там, спит, что ли?!

Альберт, надо полагать — тот самый страж на входе.

Одна из официанток, неловко спотыкаясь на высоких каблуках, побежала по лестнице.

Я все это услышал и увидел краем уха, краем глаза, потому что невольно засмотрелся на побоище — профессиональным взглядом.

«Эббот» нанес сокрушительный удар одному из противников — черт знает, это то ли хук, то ли свинг, словом, размашистая оплеуха без всякой концентрации энергии, но и этого хватило, чтобы мужик мешком свалился на пол. Правда, те двое набросились на амбала с удвоенной же яростью, кому-то удалось сунуть ему кулаком в лицо, тоже, конечно, абсолютно сумбурно, что здоровяка разъярило.

— С-сука!.. — взревел он. — Раскрошу!..

Почему он употребил именно такой глагол, неизвестно, а меня вдруг осенило: а как бы он смотрелся в настоящем поединке?! Да, умения у него нет, но это можно подтянуть, а кроме того, такие самородки на ринге или на ковре смотрятся просто здорово, иной раз лучше многих обученных бойцов. То есть лучше в том смысле, что на них зритель идет — неотшлифованный алмаз интереснее, чем до зеркальности отглаженный какой-нибудь янтарь, своей какой-то необычностью, какой-нибудь «изюминкой»… Да вон хотя бы как Джордж Форман, всю жизнь боксировавший в какой-то несуразной стойке с высоко поднятыми руками — любого другого в такой позиции сразу бы завалили, а он чуть ли не до пятидесяти лет бился и ронял куда более молодых и перспективных. Такая стойка подходила только ему и никому больше, вот ведь какая штука!

Ну, впрочем, это я отвлекся самую малость. У нас тут, в ресторанной драке, детина таким же колхозным ударом уронил второго. Третий сбавил пыл, чуя, что вряд ли ему сладить с таким медведем, замешкался, и отхватил в табло, отчего грузно отвалился в сторону, закончив состязание. На кафельный пол звонко упал нож.

Это детину взбесило — в пылу битвы он, видать, ножа просто не заметил, а скорей всего, поверженный успел выхватить холодное оружие лишь в последний момент, неизвестно на что рассчитывая. После чего и получил нокаут.

Такая подлость взбесила силача.

— С-сука паршивая!.. — вновь зарычал он.

Видать, словарный у него был не ахти.

Стремительно нагнувшись, он схватил нож, явно намереваясь добить поверженного противника. Баш на баш захотел.

Ни хрена себе! Отморозок.

Наспех глотнув воды, я метнулся к дерущимся и железной хваткой перехватил руку с ножом, предотвратив непоправимое.

— Брось! Брось, дурак кому говрю! На зону захотел?

Мужик с неистовой мощью дернул руку, но я предвидел это и усилил хватку. Видно, он изумился тому, что не смог вырваться, такого, поди, ни разу еще с ним не было в жизни. Дернул еще раз, но уже неуверенно.

— Остынь. Остынь, говорю тебе. И нож брось.

На лестнице замелькали ноги охранника Альберта и официантки Риты.

— Брось! — прошипел я.

Не знаю, услышал он меня или сам сообразил, но разжал кисть, нож выпал. Я тут же отпустил его руку.

Альберт подошел, держа ладонь на рукояти электрошокера. Окинул взглядом тела — один начал шевелиться — несомненно, заметил нож.

— Что тут такое? — спросил без эмоций.

— Да вот напали на парня, — поспешил сказал я. — Я увидел, как один схватил нож. Откуда, не знаю. Ну, поспешил на помощь, чтобы не случилось беды, оно никому не надо. Удалось нейтрализовать.

Только сейчас я сообразил, что цветомузыка смолкла. В баре было тихо. Присутствующие смотрели на меня и молчали.

Альберт повернулся к бармену:

— Дима?

— Все так и было, — подтвердил Дима, как оказывается звали паренька. — Вот те трое начали драку вон с тем посетителем, — показал пальцем на амбала. — Нож этот их. А вот… молодой человек вмешался. Все верно.

Альберт остановил на мне немигающий взгляд. Рука на шокере.

— С кого взыскивать убыток? — спросил он Диму, глядя на меня.

— С той троицы, с кого еще, — сказал бармен.

Охранник сделал паузу… и отступил на шаг в сторону.

— Свободны, — объявил он. — Чем быстрее, тем лучше.

— Пошли, — подтолкнул я парня.

Он, похоже, в самом деле остыл, пришел в себя, вернув способность рассуждать здраво. Молча шагнул вперед, я за ним, поднялись, пошли на выход, охранник за нами. Открыл нам дверь, предупредил:

— Пока здесь лучше не появляйтесь.

Мы вышли, дверь закрылась. Ночь, тишина, где-то вдали слышалось громыхание товарного состава. Потом резко засвистел локомотив.

Я вдохнул поглубже, улавливая ночной запах. Городская летняя ночь пахнет особенно, словами не сказать. Хотя любой запах словами полноценно не передать…

— Ну что, — произнес я. — Давай знакомиться?

Глава 12

Он помолчал, как бы раздумывая: стоит знакомиться, не стоит… решил, что не помешает:

— Юра, — протянул громадную ладонь.

Я пожал ее умеренно, но крепко, еще раз дав понять, что я не так просто на улице нашелся. И парень, похоже, это понял.

— Вот что, брат, — сказал я, — пойдем ко мне, поговорим. Есть тема.

— К тебе это куда?

— Да ближе некуда, — я усмехнулся. — Вон видишь два вагончика?

— Так это ж видюшник местный!

— И место жительства тоже, временно там перебиваюсь. Идем, идем, увидишь.

Зайдя во второй вагончик, Юра с некоторым недоумением оглядывался, туго соображая, а вернее, свыкаясь с мыслью, что здесь, оказывается, жилое помещение.

— Ты тут дежуришь, что ли? При видюшнике?..