— Доспех мне!
Закованный в позолоченные латы феодал по идее придаст людям уверенности — вон какой воинственный да красивый, за таким вожаком хоть в ад!
— Насколько много? — спросил Тимофея.
В опочивальню, гремя железом, влетели четверо: Гришка, Федька, Николай и девятнадцатилетний, «взрослый» Игорь. Сын помещика удостоился места моего послужильца (или боевого холопа, но травмированный новейшим временем я предпочитаю первое, даром что «холоп» в эти времена совсем лишен унизительного значения) за поразительные для девятнадцатилетнего юноши таланты в фехтовании и стрельбе из лука. Ну и отец у него непростой, в личной дружине Данилы служит, вот и пристроили ко мне сыночка. Мальчишки мои «тащат» бытовуху, но надевать на меня доспех умеют плохо, даром что мы все тренировались. Рядом с доспехом поэтому 24/7 «дежурит» кто-то изх моих послужильцев как раз на такой вот случай.
Пока я жалел о невозможности почистить зубы — еще одно злодеяние, учиненное «татарвой»! — а помощники помогали облачаться в доспех, Тимофей, на лице которого отчетливо читалось одобрение — не растерялся излишне на взгляд «современников» мирный Гелий — ответил:
— Точно сосчитать не успели — татары большою ватагой ходят редко. На отряды малые делятся, и так разными дорогами к цели идут, чтобы раньше времени не заметили их. Промеж застав да патрулей просачиваются, у каждой рощицы дружины не поставишь.
— Разумно, — признал я. — Стенобитные орудия?
— Не замечено. С юга десятка три идет, — перешел к конкретике Тимофей. — По столько ж с запада и востока, но сие, как ты говорить любишь, «на выпуклый глаз». Сейчас те, кто считать остался, вернуться да точно доложат — и про число, и про орудия стенобитные.
— Дальний караул заметил? — уточнил я.
— Он.
Час на преодоление расстояния — это если бодрой рысью, а дежурный галопом летел, минут за двадцать пять получается — еще часик-другой на сбор в единую ватагу, потом часок на выработку плана атаки: к этому моменту татарва уже будет под стенами, но в целом время как следует подготовиться у нас есть.
— Монастырские?
— Не знаю, Гелий Далматович, — отозвался Тимофей.
Ну да — он же ко мне сразу побежал, откуда ему знать, что там решили или решают прямо сейчас в монастыре. Надеюсь, помогут, но мы разрабатывали планы отталкиваясь от того, что своя рубашка ближе к телу, и монастырские воины останутся охранять свои каменные стены, предоставив нам возможность разобраться с проблемой самим. Посмотрим.
— Ступай, узнай новости, да около выхода с усадьбы меня жди, — велел я.
— Слушаюсь, — Тимофей быстрым шагом покинул опочивальню.
— Наконец-то настоящее дело! — поделился своим энтузиазмом Игорь.
В службе воинской непосредственные боевые действия даже в мои, гораздо более динамичные времена, составляют совершенно потешное на общем фоне меньшинство. Еще немного времени занимают тренировки, а остальное — ожидание в разных формах: от дежурств на посту до патрулирования и прочего. Какому человеку не хочется ощущать собственной полезности для общества? Только социопату, а таких в любом времени и месте меньшинство. Не один Игорь оживление душевное сейчас чувствует — остальные комбатанты не отстают, и тот же Тимофей не исключение: в каждом движении его доселе невиданная мною энергия сквозит.
— Тати ночные к нам лезли, предатель у нас имелся, а теперь и большой потехи черед настал, — я энтузиазм лишь имитировал. — Кровью врагов заставим умыться так, чтобы вся их степь языческая от страха в портки грязные ссалась!
Пацаны рассмеялись, Игорь затянул последний узел, я немного попрыгал — отлично латы сидят — и велел:
— Ты в арсенал за арматурой ступай, — это Игорю. — А вы, как старшие над младшими, в срединный дом ступайте, успокаивайте женщин да детей.
Часть семей работников к нам уже переехала, и по плану «Осада» им надлежит прятаться в большом доме в центре поместья. Ежели катапульты какие монголы приволокут, отправлю дополнительный приказ спуститься в тамошний подвал — вдруг камень прямо в здание угодит, зачем нам жертвы лишние? Да нам вообще никакие жертвы не нужны — мои это люди, каждого по имени знаю, каждым дорожу. Увы, кто-то из наших сегодня скорее всего умрет — от этой мысли я едва не дернулся, но скованное железной волей тело осталось спокойным. Спаси и сохрани, Господи!
Ненавижу тех, кто сам за всю жизнь палец о палец не ударив пытается отобрать нажитое у тех, кто мирно трудился. Сильно исказилось в мои времена деление людей на «волков и овец». В эти времена «волк» несет в себе сугубо негативное значение, а «овца» — напротив. Паства же мы Господня, и в этом главная истина, о которой многие спустя полтысячи лет забыли. «Волком» быть стало очень модно, а «овцу» стали приравнивать к «лоху», который, как известно «сам во всем виноват». По законам нужно жить, трудом честным на хлеб зарабатывая. Да и не только про деньги работа, но и про вклад каждого в одно глобальное, поразительного масштаба дело под названием «развитие человечества».
Идет стая волков, кружит вокруг поместья, чтобы отобрать у нас то, что строили добрые полгода. Ударными темпами строили, в едином без дураков порыве. Гастарбайтеры приехали и уехали (у них артель и корпоративная солидарность, и наши приглашения остаться мужиками были отвергнуты), а костяк аборигенов остался. Сорок с хвостиком человек и почти все дружинники. Последние в стройках и пахоте не больно-то много участия принимали, в отличие от послужильцев своих, но рассказать новоприбывшим о том, как в считанные месяцы дикое поле превратилось в процветающую ремесленно-животноводческую слободку с прицелом на земледелие и таким образом превращение в многопрофильный агрохолдинг.
Твари! Что вообще кроме горя и насилия этому миру они принесли? Многие поколения степняков только этим и промышляют, и иной жизни не ведают и даже не хотят. Напротив — презирают иные способы существования. Степняки в их нынешнем виде — это чистое зло во плоти, и единственный способ для добрых и созидательных нас, это расчехлить свои пудовые кулаки да как следует надавать упырям по сусалам.
Нацизм здесь не при чем — в будущем бывшие кочевые народы вполне себе социально разовьются до созидательного уровня, пусть и не без нюансов в виде некоторых выходцев из глубинок. Читать, писать и пытаться соблюдать законы, впрочем, честно пытаются и многие из них, понимая, что репрессивный аппарат государства терпеть их «суету» не станет. Конфликт здесь не на национальной почве, а гораздо глубже: между двумя несовместимыми способами самого бытия. Приди к нам из степей те, кто разочаровался в старом образе жизни и желает оседлости, я не погнушаюсь их принять. На первых порах с пристальным приглядом и вообще на «испытательный срок», но потом, когда докажут свое умение жить нашим укладом, поражения в правах сниму. Но не придут, полагаю, среднестатистическому степняку такое и в голову-то не придет.
Отдельный вход с улицы в терем — прекрасная штука, потому что первый и второй этажи сейчас заполнены получающими арматуру и оружие из арсенала мужиками. Имеются они и на улице — у самых дверей пятиметровая организованная очередь, хвост которой растворяется в толпе мужиков, которые очередь свою держат в голове и собрались поговорить.
Получившие снарягу мужики из дверей появлялись раз в минуту — процесс идет быстро, потому что ополчение снаряжается единообразно, и расписываться в ведомости никому не нужно. Добро, однако, пересчитано, и после битвы (в которой мы неизбежно победим, иначе думать я себе позволить не могу, и бегство в монастырь как вариант стану рассматривать только если надежды не останется), когда «ополченцы» сдадут его обратно, не составит труда отыскать тех, кто «забыл» чего-то вернуть. Штраф за такое, между прочим, в размере месячного жалования, а для улучшения памяти прописывается пяток ударов палкой. Не шибко сильных, скорее поучительных — я же не враг себе, чтобы рабочего на несколько дней «выключать».
Это если с «забытым» бежать не пытается — таких под суд и каторжные работы с гирями на ногах пустим. Но не будет таких — зачем? Унесешь ты на себе рублей двадцать-двадцать пять, продашь, но в замен получишь клеймо преступника и скорее всего будешь пойман: велика Русь, да спрятаться на ней трудно. И помечены вещички так, что ежели клеймо соскоблить, вышитые вензеля вырезать и даже до сокрытых меж слоев одежды «секретных» ярлычков добраться, следы все одно останутся. Купцы не идиоты, и не каждый подвяжется даже с большим дисконтом очевидно ворованное покупать.
