Перед дверью, отведённой мне для ночлега комнаты, я спросил слугу шепотом:

— Скажи-ка, любезный, кто этот весь в роскошных бранденбургерах и с усами, как у кайзера Вильгельма?

Вряд ли он знал, что такое кайзер и как выглядит, но сразу сориентировался, ответил так же тихо:

— Барон Данкайро.

— Это понятно, — сказал я, — что барон, по морде лица видно. А почему распоряжается, будто хозяин?.. Вроде глава рода Вадбольский?

Слуга чуть дернул щекой, ответил нейтральным голосом, но я уловил в нём неприязнь:

— Дальний родственник со стороны Антонины Ивановны. Лихой игрок, по слухам проигрался в карты, в долгах. Кирилл Афанасьевич всегда занят, вот он и… трется, где хочет.

— Понял, — пробормотал я. — Благодарю.

Он поклонился, в глазах изумление, слуг тут точно не благодарят, я зашел в комнату, посмотрел, всё опрятно и чисто, выглянул в окно, во дворе тоже опрятно и чисто, все двигаются медленно и чинно, как в аллеманде. Здесь в особняке, как погляжу, жизнь не идет и не мчится, а едва ползет с боярской ленью, что захватила и слуг.

Решил посмотреть на двор с задней стороны, пошел через анфиладу комнат, навстречу появился барон Данкайро, загородил дорогу и смерил меня взглядом, полным брезгливости и презрения.

Я замедлил шаг, лихорадочно соображая, что делать, а он выпятил грудь, как петух перед дракой, сказал таким голосом, словно с размаху вылил на меня ведро помоев:

— Эй ты, деревенщина!.. Стой и смотри сюды!

Я остановился, воззрился на него непонимающими глазами. Он вынул из нагрудного кармашка большой клетчатый платок с монограммой, поднес к лицу, медленно вздохнул и на мгновение закрыл, словно в экстазе глаза.

Да хрен с тобой и задним двором, мелькнуло у меня, пойду лучше отседова, строить планы могу и в комнатке, где пробуду до утра.

Однако едва я качнулся и сделал шаг, сказал громко:

— Куды, деревня?.. Я не дал разрешения!

Я пробормотал:

— Какого разрешения?.. Тут что, нужно пропуск выписывать?

Он промолвил с великим презрением.

— Ты, дурак неумытый слушай, когда тебя учат, сиволапого!.. Почему входишь в комнату и не кланяешься?.. Ты должен замереть в великой почтительности и сразу же поклониться!.. Низко поклониться, спина не переломится, но так выкажешь уважение и признаешь, что ты всего лишь мелкая букашка!

Злость начала закипать, я сказал глухо:

— Вообще-то я баронет…

Он презрительно фыркнул:

— Баронет из богом забытой деревни!.. Да в Санкт-Петербурге лакей выше, чем все бароны Сибири!.. А я вот настоящий барон, потому что родился в Санкт-Петербурге и живу в Санкт-Петербурге, где проживает Его Императорское Величество и его императорская фамилия!

Злость зашевелилась в моей душе, ого, какая она, оказывается, мохнатая, начала с глухим ворчанием подниматься, словно я питекантроп какой, горячие волны пошли по всему телу.

Я спросил тихо:

— И чего ты хочешь?

Он дернулся, округлил глаза.

— Хочу, чтобы ты, тупая деревенщина, исполнилась почтения и благодарила за урок, как нужно себя вести в благородном обществе!.. Иначе тебя не допустят даже за столом прислуживать, а будешь только навоз конский убирать…

Я сделал ещё шаг, с силой ударил кулаком в живот, даже не стараясь попасть именно в солнечное сплетение. Он охнул и согнулся, а я, ухватив за голову, с силой рванул вниз, одновременно бросая вверх колено.

Раздался хряск, на пол посыпались обломки зубов. Я выпустил голову истинного санкт-петербургского барона, он рухнул навзничь, захлебываясь кровью из вдрызг разбитой нижней челюсти, да и верхней тоже.

Я отступил на пару шагов, прислушался. В коридоре тихо, шаги за окном во дворе, но быстро удалились.

Красавец барон застонал и попробовал перевернуться на бок. Я быстро подскочил и пинком вернул обратно.

— Слушай ты, гнида, — прошипел я ему в лицо. — Сегодня же уберешься в ту нору, откуда выполз, скотина…

Он прохрипел разбитым в лепешку ртом:

— В Сибирь… загремишь…

Я кровожадно улыбнулся.

— К себе домой?

Он запнулся, а я с силой ударил ступней в промежность. Он взвился от боли, едва не потерял сознание.

— Ещё пару раз, — прорычал я ему в лицо, — и у тебя не будет детей… понял, тупой дурак?

Он не ответил, я тут же с огромным удовольствием засадил ещё раз в то же место. Он едва не подпрыгнул из положения лежа плашмя.

— Ещё?

Он прохрипел, булькая и захлебываясь кровью:

— Не… надо…

— Почему нет? — спросил я. — Мне понравилось! Я же из Сибири, тупой и очень злой.

— Прошу…

— Чё-чё, — переспросил я. — Не слышу. Похоже, просишь добавки…

— Умоляю, — пробулькал он. — не… надо…

— Хорошо, — сказал я, вытащил нож и пощекотал ему горло. — Ладно, завтра попрощаешься с хозяевами и отбудешь. Я буду здесь бывать, всё проверю. Если найду… в общем, в тот же день склеишь ласты. Я человек дикий, злобный и нехороший. Мы, сибиряки, чтим только ведмедя! А я вообще дикий, зубами рву и кровь пью! Иди… Скажешь, на лестнице споткнулся.

Во внутреннм коридоре за дверью попался слуга, посмотрел на меня хитрыми глазами, но проговорил механическим голосом:

— Я ничего не видел. Я ничего не слышал.

Я кивнул и прошёл мимо. Похоже, слуг этот надутый индюк достал ещё раньше.

И только в своей комнате ощутил, ярость трясет, как медведь грушу. Сердце барабанит быстро и часто, едва не выпрыгивает, кровь шумит в ушах, в голове теснятся сцены, как разбиваю этой сволочи череп, вырываю нижнюю челюсть и выбрасываю в окно, ещё выбиваю глаза, засовываю руку в рот и вырываю язык, тоже вышвыриваю в окно, там бегают голодные собаки…

Да что со мной? Никогда такого не было, никогда так меня не трясло и не корёжило. Вот уж правда, жил в стерильном мире среди воспитанных и крайне интеллигентных людей, даже не представлял, что могу столкнуться с подобным хамством не где-нить в деревенском кабаке, а в приличном доме в центре Санкт-Петербурга.

Глава 13

Утром меня ждал неприятный сюрприз. Сразу после завтрака хозяин позвал в кабинет, сам опустился в просторное кресло, мне сесть не предложил, не по рангу, сказал с ходу:

— Мы с Антонино й Ивановной посоветовались и решили оформить над тобой попечительство.

Я насторожился, спросил:

— Что это? Зачем?

— Такой закон, — ответил он равнодушным тоном. — Ни один человек не может быть оставлен без опеки, ну разве что простолюдин, да и то не в столице. Но опека только для тех, кто