— Сиди спокойно. Я никого не жду, а значит, пусть проваливают, — одёрнул её барон и на всякий случай нащупал кочергу.

Стук прекратился. Константин Львович улыбнулся и собирался сказать «ну я же говорил», но тут мощный удар сорвал дверь с петель. Дубовая конструкция пролетела пару метров вглубь особняка и с грохотом рухнула на пол. Мгновение спустя в комнату вошла до боли знакомая фигура.

— Сынок… — испуганно выдохнул барон и губы его задрожали.

* * *

— Ну здравствуй, папа, — ухмыльнулся я, осматриваясь по сторонам.

Да, в этом доме вырос бывший владелец тела. Визуально эта халупа мне была даже знакома. Вот только никакого эмоционального отклика не вызывала. Просто гора досок, абы как сколоченных друг с другом. А в центре этого бардака мой папаша.

Смотрит на меня, разинув пасть. Сжимает в руке кочергу так, что аж пальцы побелели. Не может поверить своим глазам. А всё, что чувствую я, так это ненависть, бушующую внутри. Похоже, это остаточные эмоции от прошлого владельца. Не волнуйся, я уважу твои чувства. Выплесну всю ярость наружу.

— Константин Львович, а чего это вы дверь не открываете? Я стучусь, стучусь, тишина. Глядь в окошко — тени скачут. Думаю, ну, значит, папенька дома. Просто дверь заело. А так бы с радостью меня впустил. Да? — спросил я, оскалившись.

Увидев мою улыбку, Константин Львович дрожащими руками выставил кочергу перед собой.

— Что тебе от меня нужно? Проклятое отродье! — выплюнул он, бегая глазами по комнате в поисках спасения.

— А чего это вы так испугались? — я изобразил на своём лице удивление. — Родной сын ведь вернулся.

Фроська поднялась с пола и натянуто улыбнулась, прикрывая обнажённую грудь.

— Владимир Константинович, кушать будете? — спросила она, смотря на меня телячьими глазами, в которых плескалась паника.

— Уйди на кухню и не высовывайся. Нам с папенькой нужно побеседовать, — сухо сказал я.

Служанка кивнула и мигом рванула в указанном направлении.

— Ты это, выметайся отсюда. Я глава рода Авдеевых, и я изгоняю тебя, — робко проблеял Константин Львович, оставшись со мной наедине. Он явно не ожидал, что субтильный сынуля способен сорвать дубовую дверь с петель.

— А за что это ты меня изгоняешь? За то, что удачно смог меня продать Мышкину, а я, зараза такая, выжил? — спросил я, подходя ближе, и неуловимым движением чиркнул пальцем по острию кочерги. — Ты убрал бы эту железяку, а то ведь можешь и пораниться.

— Пораниться? — ещё сильнее покраснел отец. — Да я в своё время…

— Не просыхал и спускал моё наследство, — перебил я его. — День за днём. День за днём. А когда деньги кончились, ты продал и меня. Старый ублюдок.

— Володька, да ты бесполезная тварь! Всю жизнь висел у меня на шее. Крови мне выпил море! А теперь что?.. Заявился ко мне домой и смеешь в чём-то обвинять? — собравшись с мужеством, выпалил папаша.

Он поднялся на ноги. Правда, при этом умудрился опрокинуть бокал коньяка в камин. Алкоголь вспыхнул и опалил спину незадачливого барона. Эх, жаль, что его одежда была пропитана потом, а то бы вышел отличный факел.

— Знаешь, я тебя всегда презирал. Ты просто ничтожество, которое просирает свою жизнь в бутылке. Но это последний день, когда ты позоришь мой род, — сказал я стальным тоном и, использовав руну «рэдо», оказался за спиной отца. Он от испуга выронил кочергу и отпрянул в сторону. — У тебя есть два пути. Либо ты отдаёшь родовой перстень и навсегда исчезаешь из моей жизни…

— А если я откажусь, то что ты сделаешь? — ухмыльнулся глава рода, нащупав позади себя бутылку коньяка.

— Если ты откажешься, то я прямо сейчас выпущу тебе кишки, — безразлично сказал я.

Из-за спины старика мелькнула бутыль и разбилась о кирпичную кладку камина. Константин Львович держал в руках стеклянную розочку и размахивал ей, будто это была шпага.

— Проклятый щенок! — заорал он во всё горло. — Надо было тебя прикончить ещё в утробе!

Выплюнув эти слова, он рванул на меня.

Ничего не работает лучше, чем удар в бороду. Расколотая бутылка просвистела у меня над ухом, а я со всего размаха впечатал правый прямой ему в челюсть. Ноги отца подкосились, и он безвольной массой осел на пол. Стеклянная розочка жалобно звякнула, но укатиться я ей не позволил.

Подобрав кусок разбитой бутыли, я придавил к полу руку отца и, склонившись над ней, со всего размаха ударил розочкой. Стекло скрежетнуло, отрезав Константину Львовичу два пальца. Это привело его в чувство, и он начал биться в конвульсиях под моей ногой как сумасшедший.

Я не стал его удерживать. Убрал ногу, позволил отползти к дальней стене. В свете огня глаза Константина Львовича блестели, как будто внутри него догорали последние искры чести. Да, впрочем, и жизни тоже. Как человек он уже давно умер. Осталась просто оболочка.

Забулдыга, погрязший в пороках. Смотреть тошно.

Не спеша я нагнулся и взял с пола отсечённый палец. Поднял его на уровне глаз, затем снял с него перстень. Обрубок плоти тут же полетел в камин, наполнив комнату зловонием горелого мяса. А я посмотрел на отца сквозь окровавленный родовой перстень.

— Я, Авдеев Владимир Константинович, являюсь законным и единственным наследником рода Авдеевых. А тебя, старый выродок, я изгоняю навеки, — перстень скользнул по моему пальцу и уселся на нём как литой. — Посмеешь вернуться — и, я клянусь всеми богами, ты пожалеешь, что не сдох от пьянки много лет назад. У тебя тридцать секунд, чтобы добежать до забора. Не успеешь — сдохнешь.

— Ты не посмеешь! Дела рода просто так не передаются! — выкрикнул он, трясясь от боли и страха.

— Тридцать, — равнодушно я начал отсчёт.

— Никто в высшем обществе не примет тебя! — он ткнул в меня указательным пальцем и, похоже, только сейчас понял, что я отсёк ему безымянный и мизинец. Увидев это, он тут же отдёрнул руку обратно, боясь лишиться ещё парочки.

— Двадцать восемь, — невозмутимо продолжал я.

— Я буду жаловаться! Я натравлю на тебя легавых! — орал Константин Львович, брызжа слюной.

— Двадцать шесть.

— Граф Мышкин… — Отец достал последний аргумент, и я не сдержался.

— Ха-ха-ха! Я вызвал этого ублюдка на дуэль, и через месяц он будет мёртв. Чем ещё попробуешь меня испугать? — расхохотался я. — Кстати, через двадцать секунд я тебя прикончу. Девятнадцать…

— Ты… ты… Ты сумасшедший! — выдавил Константин Львович.

— Возможно. А вот ты покойник, если через семнадцать секунд не добежишь до забора, — оскалившись, сказал я.

Бывший глава рода вылетел в ночь, словно стрела, выпущенная из лука. Он бежал,