— Вот чёрт, — пробормотал я, пробежавшись взглядом по центральным районам России. — На глаза не попадается. Может, действительно где-то в другом месте?

Вика терпеливо изучала каждый участок карты, время от времени приближая лицо к бумаге, чтобы разглядеть мелкие детали. Кира стояла рядом, а Дима нервно постукивал пальцами по металлу АКМ.

— Может, всё-таки прав Дима, и это где-то севернее? — предположил я, ощущая нарастающую фрустрацию.

— Подожди ты, — остановила меня Вика, переворачивая карту и открывая небольшую табличку с содержанием в правом нижнем углу. — Тут же должен быть алфавитный указатель всех дорог.

Её пальцы быстро пробежались по мелким строчкам указателя. Множество цифр, буквенных обозначений, координатных ссылок — всё это выглядело как шифр для непосвящённых.

— Быстренько… быстренько… — бормотала она себе под нос. — А вот и она! Р-404!

Мы все разом наклонились к карте. Вика ткнула пальцем в нужную строчку.

— Смотрите, она значится как… — она прищурилась, пытаясь разобрать мелкий шрифт, — как Е-4, Ж-9. Квадраты координатной сетки.

— Какая-то большая дорога получается, если охватывает два квадрата, — заметил Дима.

— Давай посмотрим, — сказала Вика, поворачивая карту и отыскивая нужные координаты по краям листа.

Мы быстренько нашли пересечение линий Е и 4, затем Ж и 9. И то, что мы увидели, заставило нас переглянуться.

— Ого, — присвистнула Вика. — За Уралом.

Я тут же начал прикидывать в уме, что у нас там за Уралом. Екатеринбург — это ещё не совсем Сибирь. Тюмень — тоже. Новосибирск — это уже серьёзно. А дальше всё восточнее и восточнее: Омск, Красноярск, и так до самого Тихого океана. Огромные расстояния, которые на карте выглядели как небольшие отрезки между городами.

— Давай внимательнее смотреть по карте, — предложил я, и мы склонились ещё ниже.

Выходило, что трасса Р-404 тянулась через всю Западную Сибирь. От Ханты-Мансийска — когда-то крупного нефтяного центра на севере — она шла на восток, до Нефтеюганска, чуть не доходя Сургута, ещё одному нефтяному городу. А оттуда дорога поворачивала на юго-запад и тянулась до Тюмени. Огромная дуга через всю нефтегазоносную провинцию России.

— Ты понимаешь, что это? — Вика посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Почти две тысячи километров!

— Понимаю, — кивнул я, чувствуя, как в груди поднимается знакомая тяжесть безнадёжности. — А что делать?

— Думать, Глебушка, думать, — ответила Вика, но в её голосе тоже слышались нотки отчаяния.

Кира молча бросала на нас обеспокоенные взгляды. Дима стоял чуть поодаль, курил и смотрел в сторону горизонта, где уже начинали зажигаться первые звёзды.

— Ну давай прикинем по времени, — предложил я, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. — Когда я задействовал навык, у нас ещё чуть до обеда было по времени. Значит, там уже было чуть за обед, если учитывать разницу во времени.

— А какая там разница? — спросила Кира.

— Насколько помню, — я напряг память, вспоминая школьные уроки географии, — время в УрФО плюс два к московскому. Соответственно, когда у нас было одиннадцать утра, там было уже час дня.

— И что это даёт? — не поняла Вика.

— А то, что солнце в видении было практически строго юге, — объяснил я. — Оно было почти перпендикулярно движению дороги. Соответственно, она ехала строго на запад или запад-запад-юг.

Мы снова склонились над картой, отслеживая направление дорог.

— Смотри, — сказала Вика, водя пальцем по линии трассы Р-404.

По карте получалось следующее: дорога имела сложную конфигурацию. Северный участок — от Ханты-Мансийска до Сургута — шёл практически строго с запада на восток. Средний участок — от Сургута до районных центров — поворачивал на юго-запад. А южная часть — чуть ниже Тобольска от Ярково до Тюмени — шла почти строго с востока на запад.

— Получается, — я медленно проводил пальцем по карте, — либо она ехала от Сургута к Ханты-Мансийску, то есть на севере. Либо же где-то в районе Тобольска—Тюмени, на юге трассы, и двигалась на запад.

— А это что меняет? — спросил он. — Всё равно же две тысячи километров от нас.

— Меняет направление, — ответила Вика. — Если она в районе Тюмени, то нам нужно ехать не на север, как мы думали, а на восток. Через всю Россию.

Воцарилась тишина. Только потрескивал остывающий двигатель грузовика, да где-то вдалеке ухала сова. Масштаб проблемы начинал доходить до всех. Две тысячи километров через разрушенную страну, через территории, контролируемые бандитами и зомби. На умирающей машине.

— Может, она движется в нашу сторону? — робко предположила Кира. — Может, нам не нужно никуда ехать, а просто ждать?

— Вряд ли, — покачал головой я. — Но она может ехать куда угодно.

— Тогда что предлагаешь? — спросил Дима.

— Попробую ещё раз посмотреть через несколько часов, — сказал я наконец. — Может, она остановится где-то на ночь, и я смогу рассмотреть больше ориентиров.

— Ты же еще говорил, что там были большие деревья, сосны, — возразила она.

— А ты думаешь, там, на севере, в районе Сургута, нет сосен? — Я хмыкнул.

— Да хрен его знает, Глеб, — продолжила Вика, качая головой. — Как по мне, так это север. Что у нас там — тундра?

— Нет, тундра у нас — это уже севернее, где-то где Новый Уренгой и севернее. Что там — Надым, Салехард. И то ёлочки попадаются. А такие деревья, высокие, могут быть и в Сургуте, и в том же Тобольске.

Дима, который до этого молча слушал наш разговор, вмешался:

— Слушайте, а может, не стоит гадать на кофейной гуще? У нас бензина от силы на сотню километров осталось, а движок после того как мы с Кирой подшаманили его — хватит максимум на полчаса. Куда бы мы ни поехали — далеко не уедем.

— Поэтому и нужно выбрать правильное направление с первого раза, — ответил я. — Если ошибёмся, потеряем и время и топливо зря.

Вечерело быстро. Солнце уже скрылось за горизонтом, и воздух становился заметно холоднее. Скоро придётся разводить костёр, а завтра с утра принимать окончательное решение о маршруте.

— Думаю, предстоит мне ещё через часик сеанс устроить. Может, она уже доедет куда-то конкретному месту, и я смогу увидеть больше ориентиров.

Вика посмотрела