— Лёня, беда! Воды нет! — сообщила она тревожно. — Колонка не работает. Видать, на станции ту водокачку так разворотили вчерашним боем, что теперь по городу воды не видать.

Я выглянул на улицу. У колонки уже толпились соседки с ведрами, качали ржавый рычаг, но из крана не упало ни капли. Гудели, охали, ругали то григорьевцев, то красных, то войну, мешая русские слова с польскими.

— Лёнь, надо воды натаскать в бочки! — тревожно продолжала мать — Надо и сад, и огород поливать, — продолжала она, глядя на грядки, где уже пробивалась первая зелень лука и укропа. — Земля совсем сухая после жары и ветров. Все пропадет, если не полить. Да и нам самим — ни умыться, ни попить толком…

Делать нечего. Вода была нужна, тут вопросов нет.

— А откуда брать?

— У Коваленок во дворе колодец есть, пойди, попроси у них. Ну а нет — так придется к Днепру ходить!

Ее слова оказались пророческими. Я сунулся во дворе к соседям Коваленкам, где действительно виднелся старый колодезный журавль. Но калитка была наглухо заперта, а из-за забора случился злобный лай их цепного пса. Никто даже не смотрит. Попробовал зайти к Петровым, у которого, как видно было из-за тына, тоже имелся колодец. Дверь приоткрылась на щелочку, выглянула хмурая хозяйка.

— Воды? — переспросила она на мою просьбу. — Да у нас для себя-то еле-еле на донышке! Ишь, чего удумал! Иди к реке, там ее много! — и дверь захлопнулась перед моим носом.

Вот тебе и соседская взаимовыручка… В трудные времена каждый выживает как может, и лишь немногие готовы помочь. Оставался один путь — к Днепру.

Взяв два старых, щербатых оцинкованных ведра, я поплелся по пыльной улице вниз, к реке. Спускаться вниз по Банному спуску было еще ничего, но я уже представлял, как потащусь обратно, вверх по склону, с полными ведрами.

Днепр встретил меня ярким, мутноватым разливом. Вода после недавних боев и прошедших дождей была желтоватой, принесла какой-то мусор, но другой не было. Я зачерпнул полные ведра, стараясь не слишком мутить со дна. И поднялся с резким шагом наверх.

Для моих не окрепших еще рук обычные ведра казались неимоверно тяжелы. Ручки резали ладони, вода расплескивалась, покрывая пятнами рваные штаны. Коромысла у нас не было, ведь уличная колонка всегда спасала нас, и мне приходилось то и дело останавливаться, дабы перевести дух. Спина ныла, руки гудели. Вот тебе и инженер БПЛА, подумал я с горькой иронией: нет бы, построить на коленке «Раптора» или хотя бы Катюшу — вместо этого таскаю воду из реки, как последний батрак. А ведь каких-то полвека пройдет — и люди будут летать в космос, вода течь из крана в каждой квартире, и никто даже не задумается, какой это дар — простая чистая вода, получаемая без проблем, одним поворотом вентиля!

Ходка за ходкой. Вниз — налегке, вверх — сгибаясь под тяжестью ведра. Пот заливает глаза, пыль скрипит на зубах. Другие обыватели Нижней Колонии Каменского тоже тянулись к реке с ведрами и баклажками — старики, женщины, такие же подростки, как я. Молчаливые, терпеливые русские люди. Все на спине, все на себе.

Я наполнил одну бочку и половину второй, как вдруг из калитки одного из домов, который стоял чуть подаль от главной дороги, послышался звонкий девичий голос:

— Эй, мальчик! Постой!

Я встал, с облегчением поставив наземь полные ведра и переводя дух. У калитки стояла девочка моих лет, удивительно чистенькая и опрятная на фоне общей разрухи — в светлом платье, аккуратно заплетенными светлыми косами, перевязанными ленточками. Большие голубые глаза смотрели на меня с сочувствием и любопытством. Она была по-настоящему красивой, какой-то светлой и как будто неземной. Легкие светлые волосы, выбивавшиеся из прически, в солнечном свете создавали ей легкий золотой ореол.

— Ты ж чего так мучаешься? — улыбнулась она. — Из Днепра воду далеко ведь носить. У нас во дворе колодец хороший, вода чистая. Иди сюда, набирай у нас, сколько нужно! Мама разрешила.

Я опешил от такой неожиданной доброты после соседских отказов.

— Спасибо… — пробормотал я, с благодарностью глядя на девочку. — А то сил уже нет…

— Давай-давай, не стесняйся! — она распахнула калитку шире. — Меня Лидой зовут. А ты кто?

— Леонид. Можно Лёня. Я сейчас полные ведра отнесу и вернусь!

Вскоре я вступил на Лидин двор. Здесь было чисто и ухоженно, росли цветы, прямо посередине стоял крепкий сруб колодца с новым воротом и цепью. Я поставил свои ведра и взялся за ручку ворота. Цепь со скрипом поползла вверх, и вскоре на поверхности оказалась полное ведро холодной, прозрачной воды. Совсем не то, что мутная жижа из Днепра.

Пока я наполнял второе ведро, Лида подошла ближе, ее глаза блестели от любопытства.

— Лёня, правда говорят, что вы там в плавнях с дружками целую банду григорьевцев прогнали? Что у вас и друзья были, и вы прямо как солдаты отстреливались?

Я уронил челюсть и чуть не уронил на ногу ведро. Вот-те-на! Значит, Гнатка или Костик, а вернее всего — оба сразу, уже успели распустить хвост и превратить наши скромные приключения по выживанию в героический эпос.

— И еще говорят, — продолжала Лида, понизив голос до заговорщического шепота, — что вы там сома поймали огромного, вот такого! — она широко развела руки. — Прямо руками из воды вытащили! И что клад нашли старинный, с золотом! Правда?

Я смотрел на ее раскрасневшееся от возбуждения лицо и с трудом сдерживал улыбку. Ну, фантазеры! Сом был, конечно, но не такой уж гигантский, и поймали мы его на донку. А про клад… если бы! Хотя, если подумать, тугой лопатник мёртвого сотника с некоторой натяжкой можно было бы считать кладом. Но о таком рассказывать уж точно не хотелось.

— Ну… — я с сомнением пожал плечами, продолжая вращать ворот. — Знаешь, как бывает… Мальчишки любят присочинить. Было всякое, конечно. Да, мы прятались там. А сом… да, был сом. Но не такой уж и большой. И никакого клада мы не находили, конечно!

Лида выглядела немного разочарованной, но любопытство ее не угасло.

— А правда, что ты тех еврейских деток спасал? Один, сам? Говорят, ты их прямо из огня вынес!

Тут уж я не выдержал и усмехнулся.

— Да