Нет, сразу по окончании школы корочки бульдозериста и крановщика Николай Петражицкий, конечно, не получил (из-за возраста и отсутствия опыта), но справку, что курс он прослушал, теорию и практику знает, ему в ДОСААФе всё-таки выдали. Вместе с водительскими правами категории В и С. Правда, с отметкой: допускается к управлению по достижении 18 лет, не раньше...

Применить обретённые рабочие навыки Николай сумел через год, уже будучи студентом престижного московского вуза — приснопамятной «Плешки» (Института народного хозяйства имени Г.В.Плеханова).

Несмотря на все возражения-уговоры родителей (никому, мол, ты там не нужен, там всё давно схвачено, лучше бы шёл по строительной части и ближе к дому), в «кузницу экономических кадров страны» он решил поступать сам. Сам подготовился к сдаче экзаменов, сам выяснил неизвестные рядовому школьнику нюансы поступления в этот вуз, сам смог пробить (через школьную комсомольскую организацию и ДОСААФ) рекомендацию от горкома, сам (на заработанные на строительной практике деньги) приобрёл билет до Москвы... И к удивлению многих, таки сумел поступить и не вылететь после первой же сессии. А после второй, к слову, довольно успешной, без троек, он в составе студенческого строительного отряда отправился в северный Казахстан. Первокуров туда обычно не брали, но Николаю всё-таки удалось убедить командира и основной костяк, что бесполезным он на стройке не будет.

Так, собственно, и случилось. Николай перевыполнил своё обещание на двести процентов: он стал не просто небесполезным, он стал буквально незаменимым, позволив всем заработать за это лето по полторы с лишним тысячи на человека. Подобного, как ему потом объяснили, не ожидали не только те, с кем он вместе работал, но и другие. Так что на следующее лето за него, уже как за мастера на все руки, конкурировали наиболее опытные отряды со всего института. Сам Николай, впрочем, проблемой выбора не заморачивался — остался в той же команде, с которой работал после первого курса. Только на это лето их отряд отправился не в Казахстан, а в Норильск, где бойцы заработали — страшно сказать — в два раза больше, чем год назад. В среднем, три двести на брата — годовая зарплата профессора их «альма матер». Ну, если, конечно, одни трудовые доходы считать, без «приработков».

А в самом начале третьего курса Николай Петражицкий женился. По мнению большинства, довольно удачно. Папаша Татьяны, его однокурсницы, ставшей в одночасье женой, работал в системе столичной торговли. Должность имел не маленькую, связи широкие, положение в обществе, близкое к самому верху. Так что уже в феврале 79-го новоиспечённые молодожёны получили ключи от квартиры, пусть и однушки, пусть и не новой, зато своей. Все деньги, оставшиеся от заработанного в стройотрядах, Николай по совету тестя вложил в какую-то хитрую схему обмена, и эта схема сработала. По форме она являлась законной, но по существу… Нет, никаких подозрительных фактов в цепочке сделок и разрешений Николай не нашёл, но червячок сомнений его всё же глодал. Уж слишком всё прошло гладко, без единой заминки на всех абсолютно уровнях, от райисполкома до ЖЭКа.

Татьяну моральные проблемы супруга не волновали. После вселения в собственное жильё её больше заботило обустройство семейного гнёздышка плюс «встраивание» мужа в тот образ жизни, к какому привыкла.

«Как думаешь содержать семью?» — спросил Николая тесть через пару месяцев после свадьбы.

«Пока учусь, через стройотряды. Потом буду делать карьеру», — ответил ему Николай.

Тесть тогда развивать эту тему не стал, но вспомнил о ней аккурат в тот момент, когда «стройотрядовские» деньги у зятя закончились, а заработать новые он пока не успел. Николаю было предложено время от времени исполнять отдельные просьбы как самого тестя, так и тех, на кого он укажет.

«Можешь не беспокоиться, ничего криминального в этом нет, — сообщил тот в приватной беседе. — Тем более что живых денег ты получать не будешь. Ты будешь получать нечто большее. Опыт и связи. А опыт и связи, мой мальчик, ценятся в этом мире гораздо дороже, чем деньги…»

За полтора месяца Николай выполнил четыре подобные просьбы. Трижды ему пришлось поработать курьером — отвозил какие-то запечатанные документы по адресам известных московских универмагов. А один раз он вместе с тестем побывал на приёме в одной из структур Внешторга. Мероприятие, учитывая присутствие там иностранных гостей, оказалось весьма познавательным. По крайней мере, разговорную практику, причём, сразу на двух языках (английском и испанском) Николай получил. И даже с десяток особых идиоматических выражений запомнил — из тех, что на кафедре в вузе не преподавали.

Однако на этом все поручения-просьбы закончились. По внешней причине. В начале марта тесть Николая попал под подозрение по начинающемуся раскручиваться в столице «рыбному делу» — серии уголовных расследований злоупотреблений в системе специализированных магазинов «Океан».

Информация о случившемся просочилась и в «Плешку».

«Общественность» в лице вузовского комитета ВЛКСМ отреагировала мгновенно. Комсомольское собрание факультета провели в кратчайшие сроки. Главный вопрос повестки: персональное дело четы Петражицких.

Народу набилось — полная аудитория. Даже декан с парторгом припёрлись, по праву «старших товарищей». Последний, к слову сказать, уже давно точил зуб на «шабашника» Петражицкого, «позорящего» своими летними заработками высокое звание комсомольца-студента лучшего экономического вуза страны. Ну, не давали они покоя коммунисту-доценту, аж кушать не мог, а уж пропустить столь знаковое событие — тем более.

Опыта публичных дискуссий такого уровня, да ещё и похожих на откровенную порку (когда все против одного, а кто не против — помалкивает), Николай не имел, поэтому развести его на эмоции оказалось нетрудно. Особенно после того, как «общественность» начала перекладывать ещё не доказанные грехи его тестя на него самого и Татьяну… Причём, в большей степени, как раз на Татьяну, ведь «по мнению большинства комсомольцев вуза и факультета, сия особа ну просто никак не могла не знать про делишки папаши».

И вот тут Николай не стерпел и наговорил на собрании много такого, чего говорить не стоило. А под конец, уже совсем перестав себя сдерживать, в ответ на неявно