Билеты, документы, все прочее — не наша забота. Наша забота тащить свои тощие зады до за провожающим! Не отставать, и не дать отстать ему — это был тот же человечек, что сопровождал нас при покупке авто! Хмурый, и как видно, словестно напуганный, чтобы больше от нас не отставал и не терялся. И даже если на клапан надавило невмоготу, все равно был рядом.

И судя по виду его задницы под штанами, парень основательно подготовился к вопросу! И надел памперс для взрослых. А в его чемодане, возможно есть и запасной, чтобы хватило на весь период поездки, и точно не требовалось отлучатся.

Поездка в экспресс составе у нас предстояла вновь на ВИП местах. Мягкие кожаные кресла, столики, напитки, улыбчивый персонал — все как положено! Так что первым делом зайдя и разместившись, мы приступили к объеданию буфета, жаждя попробовать ровно все, что там только найдем.

Правда, к сожалению, вагон не был целиком выкуплен под наши тушки, так что тут были и другие пассажиры кроме нас. Но к счастью, тут кресла пусть и располагались по парно, но они же в итоге создавали неплохую уеденную зону, благодаря тому, что стояли друг напротив друга, лицом к друг дружке попарно. Да и… шторки тут есть, при желании закрыться.

Нам, впрочем, это все не к чему! Мы, как только поезд тронулся и стал стремительно набирать ход, отправились мародерить буфет, под пристальным вниманием нашего провожатого. А когда нам все принесли с доставкой на наши места, и мы что съели, а что попрятали по нычкам, то просто принялись читать книжки, не доставая их из тайника.

Для меня подобное занятие несложное, а вот сестре пришлось тренироваться, от чего она постоянно выглядела так, словно бы… была под кайфом. Глаза навыкате, и смотрят куда-то в верх, ротик приоткрыт, язык высунут, ручки словно бы что-то невидимое держат, и подрагивают… и так несколько часов кряду!

Соседи конечно косились, особенно наш провожатый, что царствовал один на двух креслах впереди и постоянно оглядывался, проверить, все ли нормально. Кто-то шептался, кто-то что-то обсуждал… потом одна парочка достала из чемодана ноутбук, и… начала смотреть ролики про нас! Про меня и сестренку! Стало резко не до чтения.

Ролики, показывали какую-то муть, вещали какой-то бред, расписывали в красках и лицах какие мы злыдни, и как надо нас срочно арестовать, надеть намордник и посадить на цепь, чтобы мы кого-нибудь не покусали. Внимание пассажиров к нашим персонам стало физически ощутимо!

— Это правда? — не выдержал сосед сзади, а провожатый спереди занял позицию низкого старта, чтобы не допустить кровопролития и проблем.

— Что мы убиваем людей? — поинтересовался я, говоря громко, на весь вагон, при этом даже не оборачиваясь.

Ролик о нашей кровавой расправы над каким-то несчастным, что вот сам видел, как над ним расправлялись, был поставлен на паузу и весь вагон обратился в слух, сотворив тишину, словно бы и не было тут десятка людей и десятка шепотков и шушуканья еще пару мгновений назад.

— Нельзя убивать людей! — в этой тишине, ничуть не тише. чем я, прозвенел колокольчик голоска сестренки.

Шепотки возобновились, нам не поверили, но на то расчета и не стояло.

— Если они сами на нас не нападают! — продолжила сестрица тем же голосом, словно бы и не было паузы, и не было шепотков, и вагон вновь притих, обдуманное услышаное.

— Верно сестренка. — покивал я, обращаясь к ней, словно бы говоря только для неё, а не для слушателей. — Когда тебе в дом вваливается толпа людей с автоматами, или притаскивает деда, родного деда! начиненного алхимической взрывчаткой… тут уже приходится защищаться, как только можно.

— И убивать людей? — словно бы переспросила сестренка.

— А разве они люди?

— Верно! — согласилась она. — Те жирные свиньи, что питались погрести меня под телами своих подчиненных людьми точно небыли! Ах, — вздохнула она тяжело, — Жаль я похоже их там не всех перебила! И они теперь вот мутят воду, обвиняя нас, — выделила она это слово, — в своих преступлениях.

Тишина, после нашего монолога на двоих, продолжила висеть еще какое-то время, пока откуда-то с первых рядов, где сидела та пара с ноутбуком, не разнесся оглушительный крик.

— БЛИИИН!

А потом на весь вагон стали слышны звуки автоматных очередей, передаваемые через динамики устройства, и приглушенные крики, что все же проскакивали в паузы меж стрельбы:

— Живее убейте! Убейте её! Сраные членоносцы! Вам выдали пули из лучшего металла! Что ж вы по пасть по ней… — и тут крик захлебывается, а пальба продолжается еще какое-то время, пока не стихает, погружая вагон в тишину.

А потом слышится голос сестры. Такой тихий, далекий, едва-едва различимый на этой записи:

— Что, больше никто не желает меня убить?

Вновь крик, призывающий убить засранку, вновь пальба. Но какая-то вялая, и быстро утихающая, и снова тишина.

— Больше нет желающих? Ну тогда я пойду — говорит сестра, и вагон вновь погружается в тишину.

Запись, судя по всему на этом моменте обрывается, и через некоторое время, хозяин устройства вновь включает её сначала. Вновь слышится все тоже самое, а вагон, словно бы оживает, и люди, несмотря на солидность и свое немалое положение в обществе, устремляются туда, к ноутбуку, посмотреть, что там происходит своими глазами.

Туда же устремляется и наш сосед с сиденья позади, и сидящая рядом с ним женщина, то ли жена, то ли дочь, то ли просто левая тетка, у которой просто билет был на кресло напротив, и никакого отношения не имеющая к этому человеку. И даже наш провожатый идет вперед посмотреть, и запись мотается по кругу раза три, пока люди, в каком-то хмуром молчании, не начинают расходится обратно по своим местам.

Кто-то, тихо выматерился, другой — припомнил родичей, третий просто протянул задумчивое «ндааа», остальные соблюдали тишину, думая о чем-то своем, с плохо читаемыми лицами. Одним из последних к нам подошел тот мужик, что спрашивал о том, правда ли это все. Подошел, и извинился с положенным по этикету и всем правилам поклоном «глубокого раскаянья».

— Я повел себя недостойно, простите. — сказал он, повторно поклонившись, и сел обратно на своё место, приняв хмурый вид лица.

Наш провожатый тоже