Я удивлённо посмотрел на Ивана. С этой стороны жизнь наследника Императора я не рассматривал, но, если подумать, это вполне ожидаемо.

— Нет, я не стал его другом, скорее, меня действительно можно назвать его человеком, но никак не псом, готовым бездумно выполнять любую команду, — похоже, его задевает это прозвище.

— Интересно, — кивнул я, — но почему вы решили это рассказать? Показать, что Николай Алексеевич — тоже человек? Я и так об этом знал. А жалеть или сочувствовать не вижу смысла. Да, думаю, подобное вряд ли порадовало бы Императора.

— Я не закончил, — Грищенко недовольно нахмурился, — Алексей Петрович был смертельно болен и не слишком хотел отдавать власть в руки молодого сына, которому на тот момент не было даже двадцати пяти лет. Проще было передать Империю брату с условием, что тот отдаст трон Николаю Алексеевичу через десять лет. Но тут возникает вполне объяснимое опасение, что подобное может и не произойти. Сам понимаешь…

Тут сложно было спорить. Уверен, за десять лет многое может произойти. Тяжело будет просто так взять и отдать корону, тем более когда ты только вошел в о вкус власти. Тут возникает много вариантов: наследник вдруг скоропостижно скончается или просто заболеет, исчезнет, откажется от правления…

— Генерал Геникона, который Леонид, отыскал ритуал, позволяющий продлевать жизнь, и пришёл с ним не к кому-нибудь, а к Николаю Алексеевичу. Тот позвал меня посоветоваться. Да, я был одним из тех, кто решил пожертвовать частью алтарей ради мира в Империи и сохранения прямой ветви династии на троне. Не забывайте, что Владимир Николаевич стар, и, если бы он стал Императором, в случае его смерти появилось бы слишком много претендентов на освободившийся престол. Это гражданская война, — сумрачно произнёс Грищенко, — да и внешние враги не спят, так и ждут, где кусок урвать. Империя не должна ослабнуть.

— Понимаю, — согласился я, — кроме внешних врагов, есть и великие княжества, которые вполне могут захотеть независимости.

— Всё так и есть. Так что решение было трудным, но единственно верным на тот момент.

Георгий с недовольным лицом слушал откровения Грищенко, всем своим видом демонстрируя несогласие.

— Я не буду уничтожать алтари! — упрямо произнёс он. — Все ваши умозаключения призрачны и притянуты за уши. Вы пошли по наиболее простому пути ради получения власти. И сейчас продолжаете использовать сослагательное склонение. Была БЫ война, пролилось БЫ много крови… Ищете оправдание?

— Возможно, — не стал с ним спорить Иван, — в то время мы считали, что поступили правильно. Да и по ритуалу не было подробностей. Сколько нужно энергии Аннулета, как часто она требуется? В Империи хватало умирающих алтарей, часть из которых были бесхозны. Ими можно было пожертвовать совершенно безболезненно.

— Сейчас таких не осталось, — сквозь сжатые губы проговорил Григорий.

— Да, тем более, у Империи есть целых два паладина, которые способны починить алтари. Но я не договорил! Секрет ритуала, скорее всего, утерян. Леонид не желал им ни с кем делиться и хранил только в своей голове. Возможно, в особняке имелись какие-то бумаги, но он выгорел дотла…

— Не без вашей помощи? — улыбнулся я. Грищенко произнёс это с намёком, который я, надеюсь, правильно расшифровал.

— Возможно, — улыбнулся тот, — так что моё предложение — принести присягу лично Николаю Алексеевичу — решает все основные проблемы, включая проблемы с совестью одного мага Геникона, — он со значением посмотрел на Георгия.

— Стоп! — не выдержал я такого сманивания моего вассала. — Моему роду нужен целитель. Пятый ранг меня вполне устроит.

— Ах ты, хитрый жук! — рассмеялся Грищенко. — Думаю, этот вопрос можно решить!

— Что скажешь, Георгий? — Я развернулся и вопросительно уставился на своего вассала.

— Получается, Алексея Петровича вы списали? — Тот кинул взгляд на Грищенко, — и по делом ему!

— Этот мир держится на нескончаемом круговороте жизни и смерти, — философски заметил Иван.

— Я согласен! Но в род Шуваловых найдите целителя! — кивнул Георгий.

Вскоре мы доехали до финальной точки и, навьючив на себя рюкзаки, пошли в горы.

— Вон там, вдали, гора под названием «Два брата», а мы поднимаемся к горе Семашхо. Сейчас начало весны, и все реки полноводны, тебе легко будет найти с ними общий язык, — пояснял по пути Иван Грищенко. — Устроим лагерь, и утром я вас покину вместе с Георгием. Мы пойдём другим путём, там нас встретят.

— Хотите избавиться от наблюдателей из ИСБ, — сообразил я, — они же должны быть на вашей стороне?

— Должны быть, — мрачно подтвердил Грищенко, — но в службе хватает людей Шешковского. Не хочу рисковать. Для них проще убрать Георгия, чем допустить его переход под руку Императора.

Спустя пару часов мы наконец остановились. Я рухнул, как подкошенный. Ходить по горам с набитым вещами рюкзаком оказалось для меня не просто.

Давид и Сан Саныч при этом выглядели достаточно бодро и сразу приступили к установке палаток. Я, слегка отдышавшись, присоединился к ним. Хуже всего выглядел Георгий. Он так и лежал на рюкзаке, устало прикрыв глаза, сказывалось отсутствие регулярной физической нагрузки.

Спустя пару часов лагерь был разбит. Палатки установили, а на костре в котелке готовилась еда. Мы с Грищенко спустились к горной реке — он не желал тратить впустую ни минуты времени.

— Опусти руки в поток и попробуй сначала просто ощутить дух этой реки, — Иван стоял на высоком камне, с удовольствием наблюдая за бурной рекой, от шума которой закладывало уши.

Я с опаской подошёл по скользким камням к воде и осмотрелся. Да уж, стоит совершить одно неверное движение, и меня собьёт с ног и унесёт стихия. Выбрав один из больших камней, я забрался на него. Река ударялась в камень, разбрасывая брызги во все стороны. Для большей устойчивости пришлось лечь на живот.

Опустил руки в ледяную воду и потянулся к духу реки. Оказалось, тут даже и тянуться не надо, — вся вода была насыщена стихией. Вроде бы удобно, но, как оказалось, для повелителя стихии это является огромной проблемой. Духу было просто наплевать на меня и мои жалкие попытки с ним познакомиться. Я оказался слишком мелким, как назойливая муха. Он никак не желал услышать меня и обратить хоть какое-то внимание. Когда мои руки окончательно замёрзли, я поднялся на ноги, совершенно разочарованный.

—