— Фото есть? — Шоушан повысил голос, давая понять, что теряет терпение.

— Фото? Фото, к сожалению, нет.

— И как я должен его искать? Есть хотя бы вещь, которая ему принадлежала? Только сразу предупреждаю. Без фото будет дороже. Если человек находится в Киото, то десять тысяч йен. Если за пределами, то двадцать.

— А, я понял. Вы ищете потерянных людей по фотографии.

— Вот именно. Людей! Собачками, кошечками не занимаюсь. Ты долго будешь отнимать мое время, парень?

— А екаев ищите? — брякнул я то, что само пришло в голову.

— Что-о⁈ — осерчал Шоушан, — Насмехаться вздумал?

Он поднялся из кресла и грозно двинулся на меня с явным намерением вытолкать за дверь. Старикан оказался силён и напорист.

— Эй… перестаньте… хватит толкаться… да что за райончик у вас такой. Каждый норовит перейти к рукоприкладству… послушайте, я в самом деле видел екаев.

— Хватит врать! — прорычал старикан, пытаясь выпереть меня за дверь.

— Я видел странных людей с двойной душой.

— Что ты мог видеть, дурень? — Шоушан вцепился мне в рукав так, что тот затрещал.

— Людей с двойной аурой. Правая сторона человеческая, а левая…

— Где ты их видел? — я вдруг осознал, что старик больше не толкается, хотя вид у него по-прежнему грозный.

— В ресторане… точнее в клубе… называется’Тотус'

— Туда тебя пустили? — спросил старик гораздо более миролюбиво.

— Там было открыто. А я был голоден.

— Так. Пошли.

Так и не вытолкав меня за входную дверь, Шоушан закрыл ее на засов, а затем повел обратно в свой закуток. Усадив меня на стул, он приготовил чай, достал две чашки и разлил. Я увидел у него на запястье татуировку чайки, пронзенной кинжалом.

— Значит, ты видишь ауру? — спросил он спокойно, а затем добавил с угрозой, — Имей ввиду, парень. Если врешь, тебе не поздоровится.

— Задолбали мне угрожать.

— Отвечай на вопрос.

— Да, я вижу ауру. Не всегда… но иногда вижу…

— Что значит не всегда? И что это по-твоему значит: видеть ауру?

— А вы сами не видите?

— Нет.

— А как же вы тогда ищете по фотографии? Я думал, эта способность того же порядка.

— Мне просто приходит знание. Я ничего не вижу. К зрению моя способность отношения не имеет.

— Давайте так, господин Шоушан. Поясню на примере, — осторожно предложил я.

— Попробуй, — подбодрил меня японец.

— Когда живёшь в большой городе, то постоянно видишь воробьев.

— Птиц? — он приподнял густую бровь.

— Да. Маленькие такие, серые, бурые, — история была не моя, а приятеля, но для простоты я стал рассказывать от своего имени.

— А чайки. Голуби?

— Нет. Я всё же веду речь про воробьев. Так вот, однажды мой отец купил справочник редких и певчих птиц средней полосы. Такой… академический, с детальными иллюстрациями И я его прочёл.

— И?

По его лицу было трудно понять, следит ли он за моей мыслью или решает, не пора ли меня окончательно выставить.

— И я стал видеть, что в городе живут не воробьи. Ну то есть, воробьев полно. Но есть ещё двадцать четыре вида птиц, в том числе одиннадцать певчих, четыре краснокнижных. Это я всё к тому… Что когда не знаешь, то видишь только воробьев, а когда приоткрыл для себя… то вокруг оказывается чертова уйма других птиц, о существовании которых раньше и не подозревал.

— Ну допустим. А ты сам в таком случае какой породы птица?

— Я как раз обычный воробей, не более того, — убежденно ответил я.

— Обычный воробей, — повторил Шоушан заулыбавшись, видимо ответ его позабавил, — Так что ты хочешь от меня, обычный воробей?

— Кто такие эти екаи? — спросил я с настойчивостью в голосе.

— А ты не знаешь?

— Если вы не заметили, я гайдзин. В Японии второй день.

— Я заметил. Но по-японски ты говоришь безупречно.

— Знание языка японцем меня не делает.

— С этим не поспоришь. Ладно. Слушай. В старые и совсем не добрые для Японии времена, пока дома людей были маленькими как и их города, а мир, соответственно, большим, екаи считали людей за кормовую базу.

— То есть екаи — зло?

Шоушан засопел как учитель, которого перебил третьеклассник с идиотским вопросом.

— Вот теперь я вижу, что ты самый настоящий гайдзин. Вы европейцы любите все делить на чёрное и белое, на добро и зло…

— А как еще к ним относиться, если они жрали людей?

— Я не говорил, что они людоеды. Людей они грабили, а не ели. Но при этом и берегли. От хищников, от набегов. Так что людям это было даже выгодно.

— Чем они отличаются от людей?

— Чем-чем… ты сам сказал, что видел их двойную природу. Они оборотни. Умеют превращаться в животных огромной силы.

— В каких животных?

— В разных. Лисы, волки, медведи, тигры… как правило хищники. Бывают и водоплавающие, осьминоги, например. А бывают и совсем странные, не похожие ни на одного известного зверя, — Шоушан кинул невольный взгляд на полочку с резными фигурками.

— А теперь? Они тоже грабят людей?

— Нет, обычный воробей, — старик усмехнулся, — Теперь люди научились защищаться сами. Теперь екаи, если хотят выжить, подчиняются людям… ты что-то видел в том клубе?

— Видел, как туда пришли двое в черном и избили женщину… в смысле женщину-екая. Никто и слова не сказал.

— Ну вот. Сам все видел.

— А кто они? Эти люди в чёрном?

— Мафия. Якудза. Кто ж еще?

— Ну да. Я так и подумал.

— Посмотри-ка сюда, — Шоушан достал из ящика стола лист пожелтевшей бумаги, на которой выцветшей акварелью была изображена девушка, выходящая из моря. На берегу ее ждал молодой моряк с подозрительно знакомой татуировкой: чайка, пронзенная кинжалом. Точь-в-точь как у самого Шоушана.

— Кто эта девушка?

— Неважно, — грубо оборвал старик, — Я хочу тебя кое-о-чем попросить.

— Помогу, чем смогу.

— Ты, обычный воробей, из бойких парней. Такие как ты либо рано умирают, либо становятся капитанами.

— Спасибо за комплимент. Я смотрел кино про капитана Воробья.

— Это был не комплимент, а констатация факта. Ты ведь не успокоишься, да парень? Снова полезешь к