во мнении об узорах. 
– Так, надо Фёдору-то подсказать, – зашевелил бровями Пахом. – Не сегодня-завтра уж отделка начнётся, так пусть он проектёрам велит узорчатости добавить.
 – Вот ты и подскажи, увидишь его. А я сегодня отлучусь, с неделю меня может не быть, не теряйте.
 – А чего ж так долго? – на правах дядьки удивился Пахом.
 – Может, и быстрее выйдет, но тут я не уверен. Так что предупреждаю вас заранее.
 – Дмитрий Михалыч, – с подходом издалека начала Стеша, – а вот вы в Академию пойдёте...
 – Ну, пойду. Дальше-то что?
 – А мы с вами будем ещё на тренировки ходить?
 – А как же! Где я ещё такого верного лекаря найду? Лучше, чем ты, никто меня ещё лечилками не отпаивал!
 Абсолютная правда, между прочим. В прошлый раз я сидел в подземелье один и всё делал сам, стараясь пройти по грани и сознание не потерять. Но Стешка раздулась от гордости.
 – А гимназия как же? – укоризненно напомнил ей дед.
 – Ой, деда! Куда там гимназия! Это ж важнее!
 – Так-так, не гони коней! – остановил мелкую лекаршу я. – Знаешь ли ты, Степанида, что грамотный помощник ценится втрое дороже безграмотного? Какой класс-то у тебя нынче?
 – Второй, – слегка приуныла Стеша.
 – Гимназию мы пропускать не будем, даже не думай. Но время для тренировок всё равно найдём, это я тебе обещаю.
 Тут наши рассуждения прервалось появлением вазочек с мороженым, украшенным заморскими цукатами и дивными шоколадными кружевами, и все мысли Стеши переключились туда.
  До дому мы лихо долетели с ветерком на автомобиле.
 – А что, Пахом, надо и нам в хозяйстве такую машинку завести, – вслух высказался я.
 – Можно, – огладил бороду дядька. – Солидно, опять же: со своим шофёром.
 Я, если честно, подумывал о том, что и сам смог бы управлять этакой штуковиной – дело не хитрее левитации или телекинеза будет. Но для начала можно и с шофёром.
 – Деньги-то у тебя ещё остались, что я на обзаведение выделил? Или добавить?
 – Остались, конечно! – чуть ли не испугался Пахом. – Этакие деньжищи!
 Я кивнул:
 – Стешке для гимназии всё лучшее купи, не прижимайся. И на себе не экономь. Помнишь, что я говорил? Вы – тоже лицо дома Пожарских. Я желаю, чтобы вы выглядели достойно. Шкатулку с камнями тебе на сохранение оставляю. Если деньги закончатся – возьмёшь несколько штук да снесёшь в ювелирный салон братьев Свечниковых, В «Кремлёвских рядах», они хорошую цену дадут.
 – А не прихватят меня с теми камушками? – почесал в затылке Пахом. – Скажут: спокрал?
 – Доверительную записку тебе напишу с родовой печатью. Пошли.
 КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО?
 Мы с Пахомом сочинили весьма приемлемое доверительное письмо, после чего я настрополился в схрон: переоделся в тренировочное, собрал дорожную сумку: измерительную плитку, которую я теперь вечно таскал с собой, как писаную торбу, штук сорок лечилок, что остались в запасе, плюс какие-никакие продукты. Всё же, неделю сидеть.
 Тут мне вдруг пришло в голову прогуляться по моим владениям – осмотреть происходящие к лучшему изменения, а то ведь всё некогда было. По вечернему времени, бригады уже заканчивали свои работы, строители собирали инструменты, в отдалении гулких пустых помещений слышалось эхо переговаривающихся голосов.
 Я обошёл часть первого этажа, поднялся в свои покои. Спальня стояла пустой серой коробочкой. Вышел в соседний кабинет. Просторно, светло. Во всю стену стеклянные окна выходят на обширный полукруглый балкон. А здесь, пожалуй, даже можно будет рояль поставить, как в этой ресторации, да посадить музыканта, пусть играет для настроения.
 Прошёлся по мраморным плиткам балкона. Под ногами хрустела старая ободранная штукатурка. Эх, дайте только силы набрать, я на всю будущую красоту такое укрепление поставлю, что захотите отковырять – не получится! Я оперся о перила балюстрады, рассматривая подсвеченный огнями вечерний бульвар, фонтаны, нарядную гуляющую публику. Некоторые с любопытством глазели на мой особняк. Смотрите-смотрите, не то ещё увидите.
 Да, пожалуй, слухи поползут: последний Пожарский внезапно где-то разжился деньгами. Плевать мне, никому ничего объяснять не должен – я князь! А камушков ещё надо притащить. С имением непонятно, сколько за него беспутная мамаша внучка́ выцепила. А отдать придётся всё до копеечки. Да и обставить дом нужно как следует. Цены я в «Кремлёвских рядах» мимоходом глянул – закачаешься. Это скупать по дешёвке готовы, а продавать – пожалте бриться. А ежели по своему особенному вкусу заказывать, так сразу ещё втрое дороже. Хорошо, Горуш постарался, надо ему свежих настоечек в гостинец прихватить.
 Я совсем собрался развернуться в комнаты да уйти порталом в схрон, но тут меня словно царапнуло. Что-то странно-неправильное появилось на этом бульваре. Комариным писком звенел в подсознании сигнальный звоночек. И, вроде бы, не опасность...
 Я решил, что из припасённых двадцати четырёх единиц восемнадцати мне на портал хватит, и аккуратно, очень экономно подключил магическое сканирование. Нечто подозрительное находилось в группе молоденьких девиц вида совершенно такого же, как те, из кафе. Открытые ножки, выпрыгивающие из вырезов груди... Я сморгнул, заставляя себя сосредоточиться на задаче. Тити-мити потом будем разглядывать! И-и-и...
 Осознание пришло столь внезапно, что мысль моя пронзила ментальный план:
 – Ты что меня позоришь, охламон?!
 И в ответ получил радостный вопль узнавания:
 – Папаня!!!
 Он висел за спиной девочки, которая явно им хвасталась, крутясь перед подружками. И имел вид настолько неестественно монструозный и огромный, что будь он настоящего веса, девочку бы придавило к земле и, пожалуй, частично расплющило. Более человеческого роста и с локоть ширины!
 Сердце заколотилось прямо у горла. Я протянул руку, и меч лёг рукоятью в ладонь – не этим бестолковым чудовищем, а аккуратным, строгим каролингом.
 – Кузенька, сынок, как тебе не стыдно?!
 – Мне пришлось, – виновато сказал он.
 – Ещё скажи, что ты был молод и тебе нужны были деньги! – фыркнул я.
 – Нет. Но выживал я, как мог, – Кузя вздохнул, трансформировался в фибулу, закрепившись на лацкане пиджака, и немного обиженно добавил: – Думаешь, легко из защищённого схрона Салтыковых выбраться? Там целый отряд магов защиты ставит, чтоб наружу – только с дозволения верхушки рода. А она – старшая дочь. И то еле как пролезли.
 У