Третья полезная фишечка Поста звучит уже не так благостно, ибо виден в ней коварный замысел пастырей народов. Человек кушать очень любит, если у него страшной болезни сытого общества — булимии — нету. Запрети человеку его любимые блюда и продукты, посади на время на веганско-сыроедную диету, и, когда вернешь ему привилегию лопать все, что захочется, он невольно преисполнится радости и проникнется к Церкви благодарностью. Этакий «стокгольмский синдром».
Любой объект человек любым смыслом наполнить может. Голова в любую сторону работать может, и видеть везде негатив, заговоры и прочее «ущемление» умеет отлично. Я для себя уже давненько решил оценивать все через сопоставление плюсов и минусов. Плюсов — как минимум в эти времена — у системы Постов неизмеримо больше, чем минусов, особенно если учесть, что «минусы» нередко надуманы богатым пластом так называемых «просвещенных» людей, которые на основании собственного «просвещения» отчего-то решили, что имеют право презирать всё на свете. Тьфу на них, и Слава Богу, что до рождения Ницше и нашего местного движения нигилистов еще много-много лет.
Великий Пост заканчивается Пасхой. Праздник большой, светлый и очень почитаемый. В Москве порою сам Государь в него лично Евангелие читает на службах, но у нас здесь своя атмосфера. Пасха нынче выпадает на 14 апреля. Погода позволила к этому моменту засадить изрядную часть полей и кое-что в огородах, и жители Руси с чистой совестью пекли куличики и варили яйца. Последние принято красить. У богатых людей — в красный цвет, у людей попроще — красителями естественными, например отваром из луковой шелухи. Или ромашкой, которая дает нежный, пастельно-желтый цвет. Или молодыми березовыми листочками — тепло-желтый получается. Яичками здесь стараются не стукаться — их принято дарить целыми. Традиция уже сейчас старинная, и народ Пасху любит всей душой.
Начинается празднование Пасхи к исходу Страстной недели. Начинается со Всенощной. В теории я мог бы сходить в монастырь, но в этот раз решил посетить службу в исполнении батюшки Силуана. «Всенощной» это зовется в основном по инерции, а так-то «Светлая Пасхальная Заутреня». Стартует самая важная служба Православного года около полуночи, собственно с Полунощницы.
После молитв и песнопений Силуан со своими помощниками торжественно унесли изображение Христа во гробе («Плащаницу») в алтарь через Царские арата и положили на Престол. Здесь плащаница будет оставаться до праздника Вознесения Господня, символизируя таким образом воскрешение Христа.
После этого, под торжественный звон колоколов («трезвоном» зовется) мы выстроились в колонну, возглавленную батюшкой Силуаном. Вооружились крестом, Евангелием, иконами да хоругвями. Крестный ход не только в формате большого мероприятия проходить может, но и вот так, камерно, чисто вокруг храма пройтись.
В половину первого ночи началась Заутреня — мы Крестным ходом к этому времени успели вернуться к закрытым воротам храма. Символизирует камень, которым закрывали вход в пещеру с гробом Господним. Здесь батюшка с его хор спели главное Пасхальное песнопение — «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…». Этот же «тропарь» мы сегодня еще неоднократно услышим — он лейтмотив службы.
Двери храма распахнулись, и мы с ликованием вошли в него, отметив, что пока мы бродили вокруг храма, служки успели зажечь все имевшиеся в храме лампадки и свечи. Символизирует этот акт действа вход в Царство Небесное. В новую, открытую Христом, жизнь. Внутри храма, уже все вместе, мы спели наполненный радостью и торжеством Пасхальный канон, после чего батюшка Силуан с крестом в руках поприветствовал нас многократным «Христос воскресе!», а мы отвечали неизменным «Воистину воскресе!», с каждым повтором чувствуя как оживает и радуется душа.
Далее началась Литургия. Чтение Евангелия от Ионна (первое зачало) состоялось на нескольких языках — Силуан отдувался за церковнославянский и латыни, а мне, по предварительному согласованию конечно, немного в обход регламента доверили великую честь почитать на греческом. Волновался я сильно — даже маленьким, перед школьными постановками такого мандража не было. Великая ответственность, великое сакральное значение службы, и голос мой от этого груза немного дрожал. Но — справился. Многоязычие символизирует, что Благая Весть предназначена всем народам мира.
Закончилась литургия освещением и постановкой на особое место в храме торжественного артоса — особый большой каравай хлеба с изображением креста. Будет всю Светлую седмицу здесь стоять, благодатью напитываться.
Все торжество заняло три с половиной часа, и закончили мы почти в четыре часа ночи. Батюшка Силуан после основной службы нашел в себе силы освятить куличики и яйца, которые паства принесла с собою в храм. Пока Силуан работал, я дожидался его снаружи, общаясь с желающими, а кое-кого даже крестным знамением по их просьбе осенил, но с укоризненным вздохом и красноречивыми взглядами на храм — вот он, источник благодати, прямо здесь, и человек в нем уполномоченный на благословления есть, так чего к мирянину простому лезете? Мне-то нетрудно и даже приятно, но неправильно же мирянину мирянина благословлять, притом что грешен я, пёс шелудивый, настолько, что и клейма ставить некуда. «Не сотвори себе кумира» знают все, но «кумир» раз за разом самим же народным мнением возвеличивается.
А хорошо в храмах нынче. Нет, так-то и раньше хорошо было, благостно, но теперь, с печками нормальными, гарь треклятая стены сажею не поганит и не пытается перебить положенные в храме ароматы свечей и ладана.
О, вон «артельщики» валеночные, посадские стоят. Конкуренты получается. Треплются о чем-то тихонько, и на меня стараются не смотреть — я-то ни словом, ни видом недовольство свое «подрезанием» технологии не высказал, и даже напротив радуюсь победоносной поступи валеночек по Руси, но мужики-то Православные, добрые, а значит — совестливые. Не вручал им технологии никто, а шпионским методом, походив как бы «в гости», ее они заполучили. Стыдно им, а я веселюсь, представляя на их месте стыдливо прячущих глаза конкурентов из прошлой моей жизни.
Там, где появляется «темка», тут же образуется группка людей, которые «темку» окучивают. Через это они богатеют, обретают тщеславие (ну несовершенен человек, а в любом обобщении есть место для исключений) и порой даже начинают практиковать потешный сепаратизм. Ежели дорасти до уровня региональных элит, это почти неизбежно — очень далеким кажется государственный центр, а еще он взымает налоги и — вообще кошмар! — даже смеет требовать отчетности за расходы государственных денег. «Артельщики» до такого не доросли и не дорастут, но дышать одним воздухом с односельчанами уже не хотят. И жить как раньше не хотят. Там, где раньше на окраинах посада свободное местечко было, ныне альтернативную деревеньку маленькую строят, чисто «артельную». Тоже в какой-то степени благодаря мне: производственный кластер из жилого выносить в округе я первым придумал.
Поговаривают, что часть артельщиков переезжать в новое жилье собирается единолично, оставив жен, детей и стариков в старом доме, типа «на хозяйстве». Дурно эта история пахнет — развестись де-юре в эти времена архитрудно, но де-факто никто не помешает забогатевшему и от этого словившему терминальную форму гордыни чисто от осознания собственной крутизны забить на родню, целиком посвятив себя гедонизму или вовсе собрав «гарем» из падких на подарки односельчанок. Нехорошо, но эти житейские проблемы касаются меня еще меньше геополитических проблем Руси — о последних хотя бы думать лично мне интересно, а кто там как и с кем сожительствует мне и в прошлой жизни было глубоко плевать. Не любитель я слухов и «светской хроники».
Дождавшись закончившего дела Силуана, я отправился за ним. Сначала — домой, в гости, а затем на торжественное открытие построенной на мои ресурсы школы для посадских деток. В такой светлый день последнее особенно благостно!
Глава 9
Мир вокруг вроде бы медленный, но от статичного бесконечно далек. Медленно изменения копятся, как будто незаметно совсем, а потом — раз! — накопившиеся изменения реализуются этаким скачком, и вот тогда изменения по-настоящему заметны даже максимально оторванному от информации о них человеку и становятся.
