— Ничего уже не сделают, не бойся.

Я кивнула, заставляя себя не думать больше об этом. У меня и своих забот хватает: если каэры действительно будут разбираться в обстоятельствах нашего с Тейгом развода, не факт, что в итоге все для меня хорошо кончится. Но деваться некуда: кашу я уже заварила.

Когда Дермид с сыном ушли по делам, а Нетта упорхнула прогуляться с подружками, я подошла к Лесли, начавшей прибирать лавку, и предложила помочь.

— Да что ты, — отмахнулась женщина, — гостья же, отдыхай.

— Не собираюсь быть долгой гостьей. Да и, сказать по правде, меня домой тянет… хочу на усадьбу бабушкину взглянуть.

— На что там глядеть-то? Земля давно не сажена, огород запущен, сад тоже, от цветника никакой красоты не осталось. Оттого и дом теперь выглядит плохо.

— Странно.

— Ох, не говори! А подойдешь к усадьбе – хозяин рычит чисто пес, стерегущий свой двор. Совсем неприветлив.

— Скрывает что-то?

— Может, и скрывает. Тут одни у него недавно хотели землю взять в аренду, а он не разрешил. Сам не сажает и другим не дает. Жрец наш – единственный человек, кого он к себе кроме барона пустил – сказал, что ни слуг у него нет, ни жены.

— Не колдун ли? — предположила я, чтобы выведать больше подробностей.

Лесли улыбнулась и возразила:

— Обычный бобыль. Бедный рэнд, которому наш барон по доброте душевной помог усадьбу купить у твоего Тейга. Еще дичь разрешил бить в лесах и рыбачить в озере – тем он и промышляет. Приносит иногда мельнику мясо и шкуры в счет платы за муку, или кузнецу, когда надо лошадь подковать. Да и к нам в лавку заглядывал пару раз.

— Значит, в деревне он все же бывает.

— Как без этого? Совсем одному трудно прожить, так что приходит. Но мы к нему не лезем, раз человек такой. Да и барон к нему хорошо, так что… — Женщина вдруг прищурилась и спросила: — Астрид, так ты что, дом собралась вернуть?

— Может быть.

— Ну-у-у, смотри… одно могу сказать точно – пока барона нет, в усадьбу лучше не соваться.

— Знать бы еще, когда барон вернется…

— Худо ему в холоде, кашель усиливается. Так что ждем к весне, а то и к лету.

— А сейчас самое начало осени, — вздохнула я. — Долго ждать придется.

— Мы же сказали тебе, что ты можешь оставаться у нас сколько хочешь.

— Кстати, я очень благодарна вашей семье, но нахлебницей быть не хочу, и я буду рада возместить…

— А ну! — прикрикнула на меня Лесли, прервав. — О деньгах она заговорила! Знаю, что тебе каэры подкинули золота, но оно тебе еще пригодится. Ты у нас еще в самом соку и с приданым скоро нового мужа найдешь. А мы не обеднеем, если лишнюю тарелку на стол поставим.

— Кому нужна жена, которая не может родить? — использовала я железный аргумент.

Мне не особо хотелось выставлять себя больной, но и не хотелось, чтобы меня сватали всем подряд и приглядывали нового претендента в мужья. Слывущая же бесплодной молодуха, хоть и с кое-каким золотишком, все равно товар на брачном рынке бесполезный. А уж «разведенка» и вовсе ужас-ужас!

— Ты к повитухе нашей сходи, она толковая – у нее и мужик родит, — сказала Лесли и засмеялась.

— Значит, и правда толковая! — отозвалась я.

— Ты сходи, — настояла женщина. — Она у нас не только по женским делам, но и всякие хвори лечит.

Да-да, деревенская повитуха. Очень эффективно, учитывая, что у Астрид, скорее всего, гормональный сбой, раз она так быстро и сильно поправилась. Тут бы анализ крови сдать, эндокринологу показаться, сахар посмотреть, ну и к гинекологу бы, естественно…

— Хочешь, вместе к ней сходим? — предложила Лесли.

— А хочу, — решила я. — Лишним не будет.

— Тогда вечером заглянем к ней, — кивнула жена лавочника.

***

Когда стемнело, и Лесли накормила домашних, то сказала мужу, что нам надо сходить к повитухе, спросить кое о чем. Дермид поглядел на меня и кивнул, но мне все же показалось, что отпустил он нас с некоторой неохотой.

В Тулахе, несмотря на темень и похолодание – осень на дворе, не все по домам сидели: жрец что-то вещал людям, собравшимся у храма, а неподалеку носилась ребятня. Лесли поторопилась отойти от центральной части деревни; скорее всего, не хочет, чтобы к нам подошли и спросили, куда это мы наведались. И чем дальше мы отходили, тем темнее становилось.

Чтобы не споткнуться, я попросила позволения взять женщину под руку, и та согласилась с улыбкой:

— Конечно, бери. А рука-то у тебя какая холодная! Неужели озябла?

— Скорее жутко, — призналась я, — сегодня людей повесили, и так близко с деревней…

— Не все такие пугливые, как ты. Я вот уверена, что ночью некоторые удальцы придут к висельникам, чтобы раздобыть амулеты: волосы, что-то из одежды.

Амулеты от висельников! Да уж, не понять мне здешних нравов… Хорошо хоть мы довольно быстро дошли до нужного дома, из окон которого лился теплый свет. И даже при таком плохом освещении я смогла разглядеть, что этот каркасный дом по размерам годится для большой семьи.

— Здесь живет повитуха? — спросила я удивленно.

— Да, а что ты так удивляешься?

— Да так… — протянула я.

В долинной Редландии, где семь лет прожила Астрид, считается, что повитуха должна жить где-то на самом краю деревни. Ее ремесло, дескать, грязное, да и сама не шибко чистая. А еще в идеале повитуха должна быть незамужней и бездетной, как жрицы, служительницы богини Миры, чтобы всю себя отдавать на то, чтобы помогать другим женщинам рожать. Та же Рябая Уна, которая выхаживала меня после отравления, этим критериям соответствует: живет на отшибе одна, и заботится о ней вся деревня разом, платя за ее услуги продуктами и помощью по хозяйству.

Когда мы подошли к калитке, с той стороны двора подбежали собаки и залаяли громко; на лай вскоре вышел из дома мужчина. Подойдя и разглядев Лесли, он отогнал собак и открыл нам калитку.

— Что, снова зубами маешься? — спросил мужчина, когда мы зашли во двор.

— Нет, Рис, но надо бы потолковать с твоей Иннис. Не занята ли?

— Идите, — усмехнулся