тобой никогда никуда не поеду! Хотела сделать доброе дело, и вот, чуть сама не огребла!
— Не переживай, добрые дела это не твой профиль! — твердо сказал Охотник, перехвативший управление общим телом, — тебе ничего не грозило. Я бы этого не допустил!
— Он бы этого не допустил, — со всем сарказмом, на который была способна, съязвила Беатриче, — а кто мне нервы потраченные восстановит? Да, кстати, а как тебе удалось сбежать?
— Никак, — сухо ответил подполковник, — это были косплейщики-реконструкторы, имитировали сатанистов, а на самом деле нормальные ребята. Поболтали и разъехались! Не было никакой настоящей опасности!
— Врешь! Опять врешь! — уверенно произнесла девушка, а потом совсем другим, более тихим голосом, спросила: — Толя, ты их… — она замолчала.
— Ты хочешь по телефону об этом поговорить? Да и какая тебе разница? Ты целая, с тобой все хорошо? Ну и слава Богу! А что с другими происходит, тебе разве не все равно? Извини, я машину веду, тут нужно не отвлекаться, — и Охотник отключил телефон.
— Какая все-таки редкая сука! — выругался он. — Знаешь, Малой, ну ее на фиг! Мне ее даже трахать расхотелось. Пять минут сомнительного удовольствия, а потом всю жизнь не отмажешься. Мы подождем и поищем другую девушку, не такую эгоистичную стерву.
— А может быть, она просто испугалась? — робко попытался оправдать девушку Анатолий.
— Она не просто, она сильно испугалась. Но она испугалась за свою красивую попу и свое красивое лицо! — зло бросил Охотник. — А вот за тебя она вообще не испугалась. А ведь мы, Малой, уже могли лежать разрезанными на куски на дне этого водоема, где мы их утопили. Но ей на это наплевать.
— Ну Вы прямо скажете, — вздохнул юноша.
— Толя, сынок, — по-отечески сказал старый диверсант, — она ничем не лучше Кристины! Честно говоря, я думал она скажет отцу, тот поднимет своих церберов и они прилетят нас спасать. И что? Кто-то пришел нас выручать?
— Но Вы же сами сказали ей, чтобы она ничего никому не говорила! — с отчаянием произнес Анатолий.
— Сказал. А это была проверка. Вот скажи, Малой, если бы такое случилось с тобой и твоей мамой. И ты бы сказал маме ничего никому не говорить? Как думаешь, она бы тоже никому ничего не сказала? Как только ее эти упыри отпустили бы, а? Да я уверен, что она сразу всех на уши подняла бы! И заешь почему?
— Потому что она меня любит! — уверенно ответил юноша.
— Вот именно! А это значит, что как ни прискорбно это признавать, но для Беатриче ты менее дорог, чем любой прыщик на ее великолепной заднице. И еще один вывод можно сделать.
— Какой? — обреченно выдохнул младший член ментальной команды.
— Ты не задал вопрос, почему она повезла тебя за машиной! Не было ли это проявлением ее симпатии к тебе?
— Точно! Она же сама вызвалась!
— Вызвалась. Думаю только для одного! Чтобы прибрать тебя к своим рукам. Крутить тобой, как она захочет, но к телу не подпускать! Ты извини меня, Малой, но она после этого мне просто противна! — твердо сказал Охотник.
Дальше все ехали молча. Автомобиль повернул на улицу, где стоял дом отца Беатриче. Подъехав к воротам, Охотник посигналил. Из калитки вышел охранник, подошел к машине, и, увидев Анатолия, сказал:
— Оставьте машину на здесь и можете пройти во двор.
Юноша вышел из машины, взял с заднего сиденья большой планшет на тесемках, и прошел через калитку во двор. Там к нему подбежала взволнованная Беатриче. Она схватила его за руку и потащила в дом.
— Мы в твою спальню? — попытался пошутить Охотник.
— Какой ты быстрый. Мы в ванную комнату, — фыркнула девушка.
— Я знал что тебе тогда понравилось.
— Еще раз так сделаешь, не понравится твоей мошонке! — пригрозила Беатриче. — Нужно смыть твою кровь. Мама и так вся на нервах. Папа сказал, что не нужно ее пугать, она и так не может успокоиться от того, что я приехала одна. И что мы с тобой говорили не по телефону, а по рации.
— А папа откуда это все знает? — удивился подполковник.
— Я ему как приехала, так сразу все и рассказала, чтобы он немедленно послал туда охранников, — виновато сказала девушка. — Тебе на помощь.
— И что он? — еще больше удивился старый диверсант.
— А он сказал, раз ты велел никому ничего не говорить, значит так нужно было, — вздохнула Беатриче, — и никого не послал. Я с ним даже поругалась.