Вообще, место для опорной базы было выбрано грамотно: небольшая долина, прикрытая скальными выступами, часть которых была, по ощущениям, как-то усилена магически. К югу — широкая гряда лесов, с которых поступали все основные ресурсы. К северу — поднимающиеся, словно бы чёрные от пепла склоны, — особенно ночью, — местами испещрённые трещинами и следами боёв, видными даже отсюда, если хорошенько приглядеться. Эти «шрамы» мне показали ветераны.

Где-то там, в их глубине, находились первые узлы демонической обороны.

Сам лагерь был не передовой в привычном смысле, а именно фронтовой. Прямо под королевским флагом и знаменем Корпуса. Это было место опоры фронта в непосредственной близости к нему же. Притом исполняющий функции ещё и лабораторно-полевого центра. Здесь работали не только те, кто шёл в бой, но и, под десяток тех, кто должен был обеспечить облегчение войны других. «Научные» работники.

Причём все без исключения с боевым опытом. Включая (частично) даже меня, что о чём-то да говорит.

Оборона была крепкой и практичной: четырёхметровые земляные стены, уплотнённые магией, с каменной облицовкой изнутри и ровом, откуда и брали материал, прямо перед ними.

Большинство построек были приземистыми, массивными, рассчитанными пережить попадание-другое или даже частичное обрушение. Впрочем, внешне всё равно ощущалось: лагерь временный. Как будто ждал либо прорыва, либо эвакуации.

И всё же, половину времени база пустовала. А когда наполнялся людьми… атмосфера была не лучшей. Наши войска застряли на подножье гор, а возврат крупных отрядов означал отступление. Раненых и погибших было много, в общем.

Насколько я понял — прорвать несколько хаотическую оборону врага сил хватает, но командный состав не желает рисковать слишком большими потерями, предпринимая крупномасштабные атаки только при полной уверенности в успехе. Большинство их поддерживало.

Мы ждали подкрепление. Говорят, оно будет и из Империи, и с Юга. Тысячи людей.

Если изначально я был несколько зол на командира Вейла за то, что он перевёл меня, то погрузившись в работу с нынешними коллегами… уже подуспокоился. Да, на той базе у меня была репутация, какой-никакой авторитет и наработанная клиентская база. Да, были бы проблемы со столичными, но уж поставить себя даже при новой иерархии я бы смог без проблем.

Поразительная работоспособность.

Эмиль и Лиора — единственные алхимики в этой лаборатории до моего приезда. Двое, но весом как десяток. Между ними не было формального разделения — скорее негласная, выверенная годами привычка каждого брать на себя то, что ему ближе. Работали вместе, но по-разному.

Эмиль — словно закопчённый тигель, в котором кипит что-то нестабильное.

Он редко объяснял, что делает, и почти никогда — зачем… пока я не подобрал ключ к нему, начав задавать чёткие, выверенные вопросы, не сбивающие его из, казалось, почти постоянного состояния вдохновения.

Его лабораторные конструкции, заказываемые у местного кузнеца, порой выглядели как абсурд. Но всё работало. Это было… оказалось, что этот гений, осознав ограниченность местного инструментария сделал шаг вперёд, начав разрабатывать свой.

Осознав это — я вцепился в детали, пытаясь запомнить всё в постоянных предсонных трансах.

Он был… небрежен в деталях, но поразительно точен в результате. А в переработке провалов в удачи — почти пугающе быстр. Он не тратил ни мгновения на теорию, если можно было сразу перейти к практике. Всё, что имело значение — конечный эффект.

Записей он не вёл, казалось, принципиально. Я занялся этим сразу же. На это отреагировала только второй алхимик — напомнила о том, что эта информация не покидает лагеря. То, что я давал расписку о сохранении тайны.

Лиора — его полная противоположность. Строгая, методичная, собранная. Там, где Эмиль пробивался на почти нереальной алхимической интуиции — она вымеряла время реакций с точностью до секунд, записывала результаты, вела точнейший журнал наблюдений, доступа куда у меня не было.

Если Эмиль горел — она стабилизировала. Если он кидался в новую идею — она дорабатывала старые. Именно она чаще объясняла мне происходящее, но и её «объяснения» были сухими и чёткими. Понял — молодец. Нет? Можно спросить ещё раз или уточнить. Но, по ощущениям, лучше дальше не идти.

Между ними царило странное согласие. Не слаженность, как у хорошей пары бойцов, а скорее… баланс. Два полюса, из которых и рождалась система. Иногда — почти с боем. Эмиль вообще не имел социальных ограничений, применяя весь армейский лексикон оскорблений. Женщина на это не обращала внимания совсем, вычленяя из речи нужные части.

Подозреваю, у старшего алхимика есть какая-то… проблема с разумом. Хотя нет, скорее отклонение.

Недавно я стал свидетелем, как Лиора молча прервала один из экспериментов Эмиля — просто развернув потоки маны, исходящие из заклинания коллеги обратно и сжав вихрь магии до нуля. Он в ответ обматерил её с ног до головы, но возвращаться к той же работе не стал — переключился.

Такое происходило частенько.

Вспоминались при таких мыслях старые раздумья — про то, что самый сильный или хотя бы опасный маг должен быть немного не в себе. Адекватный человек может достичь высот, но вообразить что-то за ними — может только перешагнувший себя тем или иным методом разум.

Вот только и плата за этот шаг, если смотреть на едва способного к жизни вне алхимической сферы Эмиля, велика.

Не мой путь. Но крайне, крайне интересный.

Работать с ними было как ходить по канату: балансировать между шквалом идей и ледяной точностью. Но я понимал почему кроме этих двоих Генерал-маг никого и не приглашал. Это я, что называется, «напросился». И то, что за меня с чего-то просил командир тыловой базы ничего особо не меняло.

Почему всё так вышло Зигвольт так и не ответил.

В общем, повторюсь. Поразительная работоспособность. И полная — подчёркиваю, полная — самоотдача.

Мастер Эмиль и Мастер Лиора — буквально жили своей работой. Формального графика у нас не существовало: лаборатория не пустовала ни днём, ни ночью. Мы спали прямо на рабочем месте, иногда уходя в личные помещения.

Я сам, погрузившись в атмосферу, осознал, что выхожу лишь затем, чтобы умыться и поесть в столовой. Но иногда и этого не делали.

Мастер Эмиль и Мастер Лиора работали — и втянули меня — в то, что в будущем могут назвать «условно-боевой школой полевой алхимии». Они не просто подбирали местные реагенты или изобретали новые смеси — они переписывали базу, перестраивали саму логику применения алхимии в