Я лишь рукой на неё махнул. Но пистолет себе всё равно вытребовал. Сверх охраны. Эльба и не спорила. Как бы, между делом, похвасталась, что во время этого памятного налёта разжились тремя новыми макаровами и одним автоматом. Всё там же, на арене. То есть, они подобрали тот пистоль, что мне Фокс передала и два пистолета телохранителей Шварца. Ну а автомат, соответственно, Кержака или его напарника. Вот только почему один? Их же два было. Спросил. С явным сожалением в голосе Эльба призналась, что один из автоматов был разбит буквально в хлам попаданием крупнокалиберной пули. А, может, и не одна прилетела... Там уже и не разобрать было. В любом случае от укорота остались рожки да ножки. Обыдно.

Впрочем, дальше нам поговорить не дали. Малинка разъярённой тигрицей чуть ли не с кулаками накинулась на непонятливую посетительницу. Пришлось Эльбе ретироваться. Пока они шепотом собачились, уже за дверью палаты, я успел тормознуть так же выходящую Сову.

– На завтра... Привези ко мне... Ваську... Шамана... И Пышку...

Девочка послушно кивнула и записала что-то в свою тетрадку. И поспешила-таки выскользнуть из комнаты, спасаясь от свирепого взгляда нашего главного медика.

Я же, вконец вымотанный этой короткой встречей, забылся беспокойным сном. Изредка просыпаясь я замечал в палате только верную Малинку, да Тётку в углу с автоматом в обнимку. Впрочем, просто сидеть (или, даже стоять столбом) охранницам Иришка не дала. Очень скоро она приспособила и их к работе неквалифицированными сиделками. Ту же утку учила подавать... Было стыдно. Вот реально. Почему-то от самой Малинки я помощь не так стеснялся принимать. А когда целый взвод по очереди любуется моими причиндалами как-то оно... Не того. Надо пробовать вставать... Но сил на это нет совсем.

Так и прошёл остаток дня. Постельный режим. Малинка свирепым цербером отгоняла всех возможных посетителей. Впрочем, когда появилась доктор Лиза, она первая её подвела ко мне. А та явно что-то решила. Точнее: решилась. Чуть нахмурилась, увидев охрану в палате и пистолет на тумбочке возле моей руки. Да... Пусть я, по прежнему, слаб до безумия, но уже не беззащитен перед ней. Можно на равных разговаривать.

Первым делом Лиза выпроводила из палаты Малинку, дав той какое-то задание. А потом уставилась на меня, выразительно указав глазами на притихшую в углу Тётку. Я намек понял, но не спешил выставлять свою охранницу. Я молча разглядывал стоящую передо мной девицу, всё больше убеждаясь, что я не ошибся. В детском теле дух взрослой женщины. Никакой порывистости. Движения плавные, женственные. Если не знать на что обращать внимание, то и не сообразишь. Но если специально искать эти различия... Видно, да.

Наконец, когда Лиза раздраженно поджала губы и, вскинув голову, уже явно была готова пожав плечами, развернуться и уйти, я, всё же, прошипел:

– Юля... Оставь нас... На пять минут... Нам надо поговорить... Тет-а-тет... Подожди в коридоре... Пожалуйста...

Тётка неопределенно как-то повела плечом, скорчила недовольную рожу, но перечить не стала. Направилась к выходу, наградив доктора Лизу свирепым предупреждающим взглядом. Впрочем, той было плевать на то какие рожи ей корчит девчонка. Проводив ее равнодушным взглядом, она подошла к моей кровати, и, сев на табуретку, на которой до этого коротала часы у моей постели Малинки, уставилась на меня испытующим взглядом. Я в ответ так же молча смотрел на неё.

– Как тебя зовут?... Звали... Там? - наконец негромко, чуть ли не шепотом, спросила она.

Глава 5

Разговор получился сложный. Оба до конца не верили друг другу (какое уж тут доверие с пистолетами под рукой?) В разговоре осторожно прощупывали друг друга. (Чего только стоил заданный с невинным видом вопрос про самочувствие Жириновского в двадцать третьем году!) И так - во всем. Поначалу всё это преподносилось как некая шутка. Типа: мы же несерьезно говорим. Типа, шутим так про альтернативную реальность. Чтоб была возможность в случае чего отыграть назад. Но, постепенно убедившись, что мы оба действительно те, за кого себя выдаём, немного расслабились. Ну, по крайней мере, я. Девушка, по прежнему, была напряжена и я, поначалу, даже, и не мог понять - в чём проблема-то?

Только постепенно по её наводящим вопросам до меня дошло. Она опасается того, кем я был в той жизни. То, что я знаю про СВО, например, не означает, что я, к примеру, не воевал на той стороне... Или, если даже на нашей, но был, например, бывшим уголовником. Иначе, почему это я первым делом вспомнил именно Бахмут и Вагнер? Ведь, как раз, Пригожин первым начал привлекать осужденных в штурмовые отряды.

Впрочем, сообразив наконец, что именно беспокоит докторицу, я поспешил ее успокоить, выложив про себя почти всё как на духу. И что к самой СВО я никакого отношения не имел. Что в армии я был только в конце далёких девяностых, что всю жизнь мирно работал по строительству и ремонту. И что не судим. И что первого человека я убил уже ТУТ... Рассказывать про то, кто это был - я не стал. Она и без того это уже прекрасно знала, выпотрошив вчера Малинку наизнанку.

Постепенно, по мере моего рассказа она расслабилась. Не то, чтобы поверила вот сразу и до конца, я же и соврать мог легко, но всё равно успокоилась. Видать устала жить в постоянном стрессе, под чужой личиной, когда не с кем поговорить откровенно. Когда тебя окружают одни только дети, с которыми толком и поговорить не о чём. Ни шуток твоих не понимают, ни фильмов твоих любимых не смотрели... Я прекрасно её понимал. Ведь я и сам вкусил этого же самого полной ложкой.

Успокоившись, доктор рассказала и о себе. Было ей ТАМ 34 года. Звали ее Александра. (Лиза - это имя её тела тут) служила военфельдшером, прошла практически всю СВО. Не раз ассистировала на операциях, хотя сама хирургом не была. Фельдшер всё-таки пониже рангом. Потому и моё довольно сложное ранение оказалось ей по силам. Хотя, по идее, это был не её уровень. Но больше-то тут помочь было некому!

А операция, по её словам, была архисложная. Никаких других жизненно важных органов, кроме лёгкого, пуля не задела, а вот самому лёгкому досталось