получится.
— Я просто выпотрошу твоего сына и заберу симбионта.
— Попробуй… Вот только ты и сам должен понимать, что… после такого этот паразит находится в тяжелейшем состоянии стресса. Еще один… он может просто не пережить. Тебе придется ждать пока тот хорошенько отдохнет в новом теле, чтобы иметь возможность достать его… Если тебе вообще дадут это сделать.
Кадмус заскрежетал зубами от ярости.
Его сейчас солидно так макнули мордой в дерьмо.
— Бесполезный идиот, — тихо рычал старик. — И чего ты добился? Ты просто взял и убил себя и ради чего? Просто ради того, чтоб «уйти на своих условиях»? Вначале распространение информации, а теперь это! Ты уничтожил все свои шансы на будущее, свой потенциал, все свои планы! Ты жалкий и бесхребетный глупец, что отдал все ради… бесполезного трупа, который ничего не сможет сделать! Чего ты добился⁈ Ты потратил всю жизнь на бесполезные действия и умер также бесполезно!
На эти слова Якоб ответил не сразу.
Чуть приподнявшись и облокотившись спиной на стену, он посмотрел на Кадмуса и улыбнулся:
— Я? Уничтожил свое будущее? Ха-ха-ха-ха! Что за чушь⁈ Ты, о чем вообще?
Он начал откровенно смеяться над столь… нелепыми вещами.
— Вот, — он указал рукой на Барти. — Это мое будущее. Это мой потенциал. Это мои стремления и результаты.
— Всего лишь ребенок!
— Это мой ребенок! — с гордостью в голосе ответил он. — В этом и есть суть жизни. Мы рождаемся и живем с поддержкой родителей, чтобы в какой-то миг стать самостоятельными и продолжить свой путь. У нас появляются дети, которых мы ведем за собой в будущее, а когда наших сил становится недостаточно… То мы даем им все и отпускаем.
Он с теплой улыбкой посмотрел на своего сына.
— Он пройдет дальше меня. Сделает больше меня. Поступит лучше, чем я. Это мой сын! Моя гордость!
Эти слова эхом раздались по всему залу, заставив всех, кто их услышал… замереть. Даже дети самого Гамильтона не смели двинуться пораженные таким ответом. Все смотрели сейчас на двух мужчин, чьи идеологии столкнулись друг с другом и оставив после себя лишь тишину.
Что тут же была разрушена!
— Чушь! — крик Кадмуса словно нож разрезал реальность. — Это наивная и бесполезная чушь из прошлого мира! Этот мир живет по другим законам, и дети никогда не смогут догнать родителей! Они лишь чистый лист, и пока они с трудом заполнят одну страницу, ты, со своим опытом, уже напишешь десять! В лучшем случае — полезный инструмент! Пытаться «оставить им все» — лишь чушь и трусость тех, кто не хочет нести груз ответственности сам!
— Нет, — покачал головой Живчик. — Ты просто боишься довериться своим детям. Боишься, что они затмят тебя и сделают то, чего ты за все эти сто лет так и не смог сделать. Ты боишься, что твои труды будут обесценены и забыты, а победа достанется кому-то другому. Ты… пережиток прошлого… И ты боишься это признавать… Ты не нужен этому миру и это твой величайший страх!
Эхо снова ударило от стен и прошлось по всему огромному залу и коридором, пробирая каждого услышавшего до мурашек.
Они лишь смотрели не в силах двинуться и ждали, что будет дальше.
— Ты… умрешь в муках, Якоб Живчик, — прозвучал холодный голос Кадмуса. — Прямо сейчас…
В один шаг он оказался рядом с ним и тут же схватил его левой рукой за шею подняв над собой.
Живчик попытался дернуться и тут же устремился к шее Кадмуса белым инжектором.
Взмах!
— А-а-а-а-а-а! — закричал Уиллоу, когда катана один движением отсекла ему левую руку.
Кровь ударила фонтаном из обрубка, а сама рука с мокрым чавканьем упала на пол.
Тело Якоба влетело спиной в пол выбивая дух из его легких, а затем было прижало, когда железная хватка сдавила ему глотку.
— Умри…
Жуткий шепот раздался перед ним, когда сознание начало угасать от недостатка кислорода. Клинок надавил на грудь и начал входить между ребрами, чтобы добраться до сердца.
Разные глаза старика словно светились во тьме, как будто пытались быть опечатанными ужасом в душе умирающего, дабы тот помнил свою смерть даже в загробном мире, чтобы…
Удар!
Все резко замерло, когда словно из-ниоткуда появилась… отрубленная рука и воткнулась Кадмусу черным инжектором прямо в оголенную шею…
* * *
— ОТЕЦ! — закричали они все застыв и смотря на происходящее.
Внезапно отрезанная рука ожила и пока Гамильтон отвлекся на убийство Якоба, добралась до тела. Оголенный участок брони, недавно срезанный Максом на нее, оказался удобным местом, куда прилетел черный инжектор с мощнейшим концентрированным токсином.
Кадмус отпрыгивает назад, а ожившая рука просто падает на землю, после чего обращается змеей и уползает в пол.
Старший Гамильтон стоял на мосту под пристальным взглядом всех, кто был тут и держался за черный инжектор вставленный в свою шею, что впрыскивал ему в кровь смертельный яд.
— Это… — прозвучал старческий голос.
Якоб с трудом поднял голову, чтобы посмотреть на него. План, ради которого он пожертвовал многим.
— … бесполезно.
С этими словами он просто вырвал из шеи инжектор и выли содержимое. Из шеи самого Кадмуса медленно вытекала такая же жидкость.
— Для меня не составит труда заблокировать яд и вывести его из себя, — холодным тоном произнес он. — Ты зря потратил свою жизнь…
— НЕ ЗРЯ! — прогремел голос.
В следующий миг Максвелл влетает в Кадмуса и чудовищным весом просто сносит его в сторону.
Тот получив столь ощутимый удар, который он успел заблокировать в последний миг извернулся в воздухе и приземлился ногами в стену, продавив её на несколько сантиметров.
Но не успел старик даже опомнится, как мальчишка снова настиг его и снова атаковал.
Гамильтон вовремя отскочил и в месте приземления образовалась мощная ударная волна, продавившая стены, как будто на нее упало разом несколько тонн веса.
— Что… это…?
Чернорук стоял на стене и смотрел на своего врага глазами полными ненависти и боли, но не со слепой яростью, а четкой решимостью…
Не дав оппоненту даже подумать Максвелл устремился в атаку…
* * *
Перо сильнее меча — есть такая поговорка.
Но не только написанное слово может быть оружием, но и сказанное в нужное время и в нужном месте, способно перевернуть целый мир.
Одной своей фразой явившись своим детям Кадмус заставил их стать серьезнее, избавив от сомнений… и он же своими словами просто разрушил их мотивацию и уверенность.
Его слова услышала и Моргана и Дельверт, и они не могли не повлиять на них.
Впервые за все это время они ощутили боль внутри