Озадаченная, я решаю оставить пока эту тему и посмотреть, нельзя ли выведать что еще.

— У тебя иммунитет? — спрашиваю я.

— Не знаю, — отвечает Перси.

— Значит, община не была заражена?

— Нет. До этого уединенного места эпидемия не добралась.

— Но это не относится к Септе и Ксандеру, поскольку они выжившие.

— Где-то в начале эпидемии Септа заразилась во время поездки в Эдинбург. Она оставалась там, пока не поправилась, а потом вернулась к нам.

— А есть и другие места, подобные этому?

— Да, и немало. Хотя ближайшее к нам в нескольких днях пути.

— У них у всех имеется свой староста?

— Да.

— А старосты всегда выжившие?

— Не думаю. Старосты у них были и до эпидемии, до появления выживших.

— А что насчет Ксандера?

Она озадачена моим вопросом.

— Он всегда был таким, как есть. Он же Ксандер.

— А у него есть какая-то другая семья?

— Мы все его семья.

— Но здесь есть его собственные дети? Как я. Я его дочь. Есть у него еще дети?

— Ходили слухи. — Она явно шокирована собственными словами.

— Слухи? Все в порядке. Ты можешь сказать мне. — Я внушаю Перси рассказать мне, успокаиваю ее ауру, снимая запреты делать это, если таковые имеются.

— Ну, поговаривали, что кто-то из маленьких детей, рожденных здесь, может быть от него. — Глаза у нее мечтательные, словно родить от него ребенка — самая прекрасное, что есть на свете, а ведь она, должно быть, лет на сорок младше него? М-да.

— Не из старших?

— Нет.

— А у Септы есть дети?

— Все здешние дети — ее дети.

— А она… ну, в общем… родила кого-то из них?

— Нет. По крайней мере, насколько мне известно.

Бесполезный разговор, но через него я ощущаю мысли Перси и вижу правду в ее ауре: она ничего не скрывает, просто смотрит на вещи не так, как я. С одной стороны, меня ужасает, что у нее как будто промыты мозги, и еще этот странный культ — все, как и говорила когда-то Иона. Но, с другой стороны, Перси и все члены общины выглядят такими счастливыми и уравновешенными.

Хватит расспрашивать о том, что ты сама можешь почувствовать и увидеть, говорю я себе. Они не просто кажутся такими — они такие и есть. Ты не сумела бы так слиться со всеми ними, если б не знала этого наверняка.

Но как же насчет других, тех, что работают на них и не являются частью общины, тех, кому не позволено разговаривать? В это трудно поверить. Септа сказала, их больше двухсот, в два раза больше, чем членов общины. Они же должны где-то жить. Но нигде на территории общины, куда Перси водила нас, мы их не видели. Мне не терпится побродить одной и разведать, что и как.

Иду почитать в библиотеку и тут, наконец, Перси говорит, что ей пора заняться теплицами. Я немного выжидаю, а потом отправляюсь на прогулку.

Вскоре рядом оказывается еще один член общины, парень по имени Джейсон. Он улыбается и пристраивается рядом.

Мне не позволено ходить одной? Или, может, я такая диковина и вызываю такое любопытство, что устоять невозможно? В любом случае, скоро это начнет раздражать.

Я сдаюсь и направляюсь к нашему домику, говорю «пока» Джейсону и закрываю дверь у него перед носом на случай, если ему вздумается войти за мной. Впрочем, замков-то на дверях нет. Ну, по крайней мере, я теперь одна, не считая Чемберлена, который спит на моей кровати и просыпается от моего присутствия.

Интересно, за Чемберленом тоже будут ходить по пятам?

Я глажу мягкую шерстку под подбородком, и кот мурлычет, приоткрывает глаза до щелочек, потом снова закрывает.

— Не хочешь прогуляться? — говорю я, и он открывает глаза пошире. Я удерживаю его взгляд и проникаю в его сознание. Ощущения другие, не те, что тогда, когда я смотрела глазами пауков, мышей или птиц. Я как будто имею дело с человеком, хотя Чемберлен — всего лишь кот.

Он сердится, словно знает, о чем я только что подумала.

«Самый бесподобный, прекрасный, умный, потрясающий кот на свете. Что делает тебя на несколько ступеней выше среднестатистической человеческой особи».

Он согласен.

Я мысленно рисую, куда бы хотела его отправить — сначала за дверь, потом за пределы общины. Дальше и дальше. И наконец показываю ему Келли — ту, кого ищу.

Он зевает, потягивается всем телом, как умеют только кошки, садится и смотрит на меня, как будто обдумывает мое предложение.

«Пожалуйста?»

Он идет.

Я сворачиваюсь «калачиком» на теплом месте, где только что спал Чемберлен, и сохраняю легкий контакт с его мозгом — смотрю его глазами. Он выпрыгивает через кухонное окно, и картинка накреняется, потом вновь выравнивается, когда он вышагивает по тропе.

Я никогда раньше этого не пробовала: не просила никого пойти туда, куда я хочу, тем более кота, и мне не очень-то верится, что это работает.

Что-то шевелится в траве, и кот останавливается, весь подбирается, затем прыгает вперед… но промахивается. Бабочка вспархивает с цветка и улетает прочь.

Чемберлен запрыгивает на крышу дома на краю общины, останавливается умыть мордочку, потому что уход за собой — это важно. Сквозь деревья, далеко внизу, его острый глаз улавливает какое-то движение. Люди?

«Разведай, Чемберлен».

Кот спрыгивает на землю и идет через лесок, по которому проложены чуть заметные тропинки. Он следует по ним, принюхивается, и его нос говорит мне, что чует мясо. Он ускоряет шаг. Вегетарианская кошачья еда не слишком его впечатляет.

На поляне несколько домов-фургонов и навесы, сделанные из палок и брезента. Посредине что-то вроде жаровни или, по крайней мере, костер с вертелом над ним. Для такого маленького убежища людей, пожалуй, многовато. В дождь, когда не выйти, они, должно быть, спят друг на друге. Не все выглядят чистыми или сытыми, слышны голоса, шум ссоры. Вся сцена хаотичная, почти полная противоположность спокойному порядку наверху.

— Котик! — Какой-то малыш видит Чемберлена, радостно улыбается и показывает пальцем, а потом тянется к нему, но мой посланец заметил ту, что, похоже, заведует стряпней. Он подбегает к ней и трется о ноги женщины.

Похоже, нюх на любителей кошек у него есть: она наклоняется и гладит его.

— О, да это тот самый котище, что приехал с его дочкой. Должно быть, умирает с голоду, бедняжка. Не волнуйся, мы поймали тут чудных жирных кроликов — не тобой поделимся.

Итак, хотя я почти не видела этих людей, они знают, кто я, и что это