— Нет, но это зависит от того, каким путем ты хочешь к этому прийти.

— Путь только один. Мы очистим планету и сами выберем, кого спасти. Теперь, благодаря тебе и Ионе, мы знаем, как. Начнем с нескольких избранных в Мультиверсуме.

Так же, как было с Фрейей, мне незачем видеть его ауру, чтобы понять: он в это верит. Верит всем сердцем, что это единственный путь.

Кто может сказать, что в этом нет зерна правды, что человечество не уничтожит себя и не погубит планету? Даже без ментальных фокусов, которые не могут воздействовать на меня в этой комнате, сила его убеждения потрясает. В его изложении все выглядит таким обоснованным и логичным.

Но здравомыслием тут и не пахнет. Убить миллиарды ради спасения немногих? Чем он собирается это оправдать?

Несмотря на все мои теперешние страдания, я не хочу умирать. Каждый вдох, который я делаю, бесценен, и он — мой. Чем больше мы будем говорить, тем дольше я смогу прожить.

— Значит, именно это ты делал с самого начала на Шетлендах? Пытался создать больше таких, как ты, больше выживших?

— Конечно. Хотя я даже не представлял, насколько быстро распространится эпидемия с помощью Дженны. И скоро это повторится. Наконец-то мы направляем эволюцию, а не просто переживаем ее.

— Нет. Я остановлю свое сердце до пожара. Если я уже буду мертва, у тебя ничего не получится.

— Я тебе не верю, — возражает он. — Ты до самой последней секунды будешь бороться за жизнь. Но на случай, если попытаешься так сделать, избавь себя от хлопот: если ты не станешь тем, кем нам нужно, следующая попытка будет с Ионой. После этого — с Беатрис. Потом с Еленой.

Возможно, он и вправду понимает меня лучше, чем я думаю. И я тоже начинаю больше понимать его.

— Ты специально принес эпидемию в общину? Устроил так, чтобы зараженные люди пришли и распространили ее?

— Печальная необходимость: чтобы найти способ лечения, тебе нужны были больные.

— И сначала не вышло. Тогда ты привел еще людей с фермы и позаботился, чтобы они заразились. Так?

— Тебе требовались пациенты для поиска истины. И Иона тоже. Ты наконец показала нам путь. Но довольно твоих вопросов, Шэй. Теперь я хочу кое о чем тебя спросить.

— В самом деле? О чем же?

— Мне все еще интересно знать о связи, которую Келли, похоже, имеет с Дженной, о том, как она действует. Она рассказывала тебе еще что-нибудь?

Этого я не ожидала.

— Нет. А зачем тебе это теперь?

— Ну, ты же хорошо меня знаешь.

— Знаю, что ты не выносишь, когда чего-то не понимаешь.

— Именно.

— А почему спрашиваешь меня? Спроси у Келли. Она объяснит лучше, чем я.

Он молчит, и мои мысли начинают лихорадочно вертеться. Он спрашивает меня, а не ее. Означает ли это… что ее там нет?

— Молодчина, Келли. У нее что, получилось сбежать? Если ты не можешь найти ее, то не можешь и спросить. — Теперь моя очередь смеяться. — Я ничего не говорила ей о тебе, Ксандер, поэтому, если Келли убежала, то она сама все поняла про тебя… или, может, Дженна ей подсказала? Должно быть, Келли подумала, что сейчас самое подходящее время сделать отсюда ноги.

До моего слуха доносится щелчок: микрофон отключается.

24

КАЙ

После полета на самолете и езды в автомобиле наступает черед марш-броска. Идет дождь, но мне все равно. Что мне сильно не нравится, так это что нас ведет Киркланд-Смит. А вдруг он специально ведет нас не туда, пока его соратники делают грязную работу? Рохан знает о моих опасениях, но заверяет, что разослал разведчиков, и мы идем туда, куда нужно.

Мы останавливаемся и в темноте и сырости разбиваем некое подобие лагеря. Рохан говорит, до цели осталось несколько километров.

Завтра утром мы будем там.

Устраиваясь на ночлег, чувствую легкое ментальное прикосновение и машинально выталкиваю чужака.

Под дождем бегу в палатку к Рохану.

— Кто-то знает, что мы здесь… — начинаю я, но умолкаю, увидев его глаза.

— Кай? Это Беатрис, — говорит генерал, и голос его звучит так, словно идет из потустороннего мира. — Пожалуйста, позволь мне поговорить С тобой.

— Не мысленно. Мы можем встретиться? Ты недалеко?

Пауза.

— Да. Иди один влево от дороги. Я позабочусь, чтобы никто за тобой не последовал.

— Хорошо. Отпусти его.

Рохан недоуменно трясет головой и… засыпает.

Я выскальзываю под дождь. Иду по дороге и поворачиваю налево. Уверенность в том, что меня не заманивают в ловушку, быстро слабеет. Надо было все-таки сказать кому-нибудь, прежде чем идти.

Впрочем, если бы я и попытался предупредить кого-то, этих людей тоже настиг бы неожиданный сон. К тому же Беатрис, та маленькая девочка, действительно дружна с Шэй, я это знаю.

Продолжаю путь и, когда уже начинаю гадать, далеко ли еще, кто-то выбегает из темноты мне навстречу… кто-то с длинными черными волосами и голубыми глазами…

Я ошеломленно моргаю в тусклом свете и не верю самому себе. Не может быть… не может быть…

Она выше, чем я помню… Неужели это правда?

— Кай!

Келли кидается мне на шею, и я прижимаю ее к себе крепко-крепко. Слезы душат меня, когда я глажу ее по волосам, заглядываю в глаза, потом опять обнимаю.

— Келли? Это и вправду ты?

— Да, это и вправду я.

— Кай? — Еще один голос окликает меня, и это Джей-Джей. — Ну же, идите сюда, и мы поговорим.

Позже мы едем по дороге, потом вместе подходим к часовому. Я иду первым и прошу отвести их к Рохану. Мы скоро присоединимся к ним, но сначала нам с Келли надо кое-что сделать.

— Мам? Это я, Кай. — Я заглядываю в ее темную палатку с фонариком в руке. Она садится, полусонная, протирает глаза.

— Что-то случилось?

— Да, но что-то очень хорошее. Мы можем войти?

— Мы? Кто там? Погоди, дай мне одеться, — начинает она, но Келли больше не может ждать. Она протискивается мимо меня и кидается на колени рядом с мамой.

Мама подносит ладонь к ее щеке, смотрит на меня, качает головой.

— Я все еще сплю, да? Это сон?

— Нет, ты не спишь, уверяю тебя, — говорю я.

— Келли? — выдыхает она. И потом слезы и объятия, и мама бормочет что-то по-немецки, но потом вспоминает, что Келли не очень хорошо знает немецкий,