Он свернул с орбиты квиа абсурдум кредо.
 Вопреки расписаньям, ньютонам и архимедам.
  Ночь, столбы со львом, Теодором, площадь без голубей.
 Там, где-то возле моста, я снимал жилище. Хозяин - седой еврей.
 Ключ еще был большой, фигурный на кожаном ремешке.
 Тут пуля пролетела и в башке... служили два товарища в однем и тем полке.
    ***
    
 Мне кажется порою, что пираты,
  Проснувшись утром, заплетают косы,
  Вставляют в уши серьги. Выпив рома,
  Напяливают модные халаты,
  И опоясывают чресла поясами,
  И заправляют в них ножи кривые
  И пистолеты с раструбом широким,
  И так идут на палубу, где ждет их
  Отважный капитан делить добычу.
   На палубе плененные креолки,
  Во всем таком, почти что не одеты,
  Разносят ром в больших роскошных кубках
  Из золота, смарагдов и рубинов.
  Пираты пьют и мокрыми глазами,
  Влюбленные, глядят на капитана
  И груду сундуков больших и малых,
  Монет и слитков желтого металла,
  Фигур богов из мрамора и много
  Чего еще. И пороха в бочонках.
   Ром и креолки развлекли команду.
  Всех смуглых и просоленных, бесстрашных.
  Они, счастливые, богатые, хмельные
  Желают жизнь отдать за капитана.
  Но после. Ведь креолки, ром рекою
  Заслужены в отчаянных сраженьях
  Не ради золота и не жалея жизни.
   
 Тем временем,
  
   Все сундуки и слитки и монеты
  Перебрались на маленькую шхуну.
  И капитан, в зубах сжимая трубку,
  Спускаясь в шхуну, поджигает шнур,
  Прислушиваясь к ночи, ждет развязки.
  И если бы пират сумел проснуться
  И разбудить креолку и добавить
  Еще немного рома, он, возможно,
  С друзьями по любви и по оружью,
  Увидел бы корсаров, флибустьеров,
  Взлетающих с завидною сноровкой
  В миг превратившись в белых журавлей.
     ***
    
 Шаг за шагом, шаг за шагом...
  Под подошвами шуршат
  Камни, волны, лед и пламень.
  Головы не поднимая
  И почти что не дыша,
  Я иду вперед, не зная
  Где найду, где потеряю,
  Где одарят и лишат.
  Где обидят, насмешат
  И в ладонь положат камень.
   Раз за разом, раз за разом...
  Повторяется сюжет
  Мелом белым на манжет
  Ключевое пишем слово,
  Ключевое слово снова
  Из поэта этих книг -
  Их уже скопилось тыща,
  Буря мглою, ветер свищет -
  Он спокойствия не ищет,
  И от счастья бежит.
   Ровным счетом, ровным счетом...
  Мне достанется всегда
  Грим, парик и борода,
  Гензель, Гретхен, Чук и Гек
  Вот и вышел человек.
  Чтобы шведы и полтавы
  Не запутали меня
  Заливаю для забавы
  Пряжку звездного ремня
  И крещусь налево справа
  Как еврей при свете дня.
     ***
    
 
 Первая скрипка, альт, виолончель и вторая скрипка.
  Бабушка, целясь в ушко, слюнявит нитку.
  В кухне чужой человек замастырил плитку,
  Закурил и пошел, отворил потихоньку калитку.
   Написал "Аригато" хозяйке, собрал пожитки,
  Превратился в улитку. На Фудзи идут улитки.
  Он уже не вернется в страну восходящих напитков,
  Чтобы кистью и тушью писать и не играть на скрипке.
   Бабушка, кстати, недовольна осталась его работой,
  Бабушка знает толк и во всем понимает что-то.
  Дед налаживает машинку, втулка - его забота.
  Главное - выдержка... и диафрагма...
  Открыть ворота...
   Из ворот вышел Лот, супруга и дети Лота.
  Пуще неволи... Война? Рыбалка или охота?
  Его же предупреждали - Не верти головой, босота.
  До петухов до третьих, до книги пятой, седьмого пота.
   Научившись слышать ладони и видеть цветок в петлице,
  Он узнал, что тайна скрыта в случайном слове любой страницы.
  Ему б удивиться, проснуться и повиниться.
  Но рисовая бумага, как промокашка, и в ней родится
  Барин из Петербурга, барин из Геттингена,
  Сестры, деревни, дуэли, терцеты или катрены,
  И с ними носатый мальчик, сделанный из полена.
    Комментарии
    1
  Старая персидская кунеиформа - полуалфавитное письмо, впервые обнаруженное в Древней Персии.