Тяжело вспоминать о Джонс. Мой злой гений, преследовавший меня и едва не убивший, с течением времени обрел ореол мученицы и спасительницы. Почему в памяти моей особо запечатлелась только та минута? Минута прощания. Почему я жалею о ее гибели более, чем о гибели всех других, сложивших головы под сводами Лабиринта? Мой личный враг, она никогда не спускала с меня глаз, сначала для того, чтобы способствовать моей гибели, а потом - спасению. Ее глаза встают передо мной, стоит только вспомнить хоть что-нибудь, связанное с Хеинвой, а прощальная ее грубость звучит в ушах столь явственно, что порой я вздрагиваю. Нет, что ни говори, а женщина - это загадка, и никому не разгадать ее до конца. Казалось бы, я должен забыть, выбросить из головы сам ее образ, но с течением времени он проступает все отчетливее и отчетливее, и мне уже начинает мерещиться ее голос, шаги…

Вот и сейчас. Шаги. Кто-то идет к беседке, где я, по выражению Нолли, «творю свой опус». Сквозь заросли хмеля и плюща мне не видно, кто это, но может, это все же Джонс?