— Его, разумеется, не забудут, — согласился комиссар, — тем более во время сна он подвергался серьёзному риску. Он мог попасть под шальной бластерный луч или получить осколок гранаты…

— Беднягу здорово накачали снотворным газом, — подхватил лейтенант. — Чуть ли не каждая прибывающая банда считала своим долгом прыснуть на него хорошую порцию. Боюсь, что теперь он не скоро придёт в себя!

— Он благополучно проспал весь этот сатанинский спектакль, чего не скажешь о негодяях, которые лежат здесь бездыханными, — голос комиссара посуровел. — Взгляните хотя бы на этого, с лысиной, которого сейчас перевернули санитары. На вид вроде бы человек солидный, добропорядочный, а туда же, за богатством погнался.

— У него щёки раздуты, как у хомяка, — лейтенант не мог скрыть усмешки. — Такое впечатление, что перед смертью он окончательно спятил и начал пожирать золото.

Два дюжих санитара подняли Пфаффера за ноги и за руки и уложили на носилки. Чиновник стискивал зубы изо всех сил.

— Они все спятили из-за золота, — сказал комиссар, — и хоть бы кто-нибудь успел сообразить, что оно фальшивое, а драгоценные камни — цветные стекляшки!

Не успел он договорить, как залитый кровью труп вдруг судорожно дёрнулся, и горловым спазмом, похожим на всхлип, выплюнул целую пригоршню монет.

Это было до того неожиданно, что даже видавшие виды полицейские шагнули назад, машинально схватившись за бластеры.

Пфаффер извивался, хрипел, засовывал себе в рот пальцы, пытаясь изрыгнуть проглоченное, но цепочка, бусы и с десяток металлических кругляков уже ушли в желудок. Он выл от отчаяния…

Санитары и полицейские смотрели на него в немом изумлении.