Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 135
Ребята мои выглядели неважно. Попятнаны пулями оказались почти все. Хорошо, ни одна не пробила кевларовой брони. Но ушибы от них оставались дай боже.
Развернувшись в цепь, мы прочёсываем наш сектор. Убитых очень много. Почти никого в форме. Почти все в гражданском. У многих лбы повязаны алыми платками. Здесь лежит, наверное, целая интербригада...
Мы стаскиваем в кучу трофеи. Винтовки – те же «манлихеры» и «эрне» старых модификаций. Раненых мятежников тоже очень много. Очень много...
Я чувствую, что мой мозг сейчас взорвётся. Словно кто-то властно сдёргивает с глаз пелену.
Я вижу изуродованное взрывами поле боя. Развороченные ямы блиндажей. Источающие тяжёлый чёрный дым доты, подорванные танки – и повсюду тела. Большинство неподвижны, но некоторые ещё шевелятся...
И всё это сделали мы? Но... я же не помню... мы только подрывали... Когда это могло случиться? Что, мы убили их всех?..
Слева от меня доносится стон. Из полуобрушенного блиндажа, взрыв разбросал брёвна наката; стон доносится как раз из-под них. Стон жалобный, не похожий на мужской.
– Вытащим? – останавливается Сурендра.
– Пусть подыхает, – злобно скалит зубы Фатих. – Мятежник... поделом им всем. Мы им покажем, как бунтовать!
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заехать турку между глаз.
– Лейтенант приказал оказывать раненым мятежникам помощь, – холодно говорю я, тем самым пресекая все дальнейшие разговоры. – А ну, взялись! Микки, Глинка! Помогите бревно сдвинуть!..
Не проходит и пяти минут, как мы вытаскиваем на свет божий раненого. Мятежник. Точнее, мятежница. – В серой туристской штормовке – похоже, многие тут использовали их как что-то вроде формы.
– Глядите, братва, никак девка! – алчно зашептал Раздва-кряк.
– И не раненая, – хладнокровно заметил Джонамани, приподнимая девушку за плечи и осматривая со всех сторон, словно она была связкой бананов. – Просто контужена слегка.
– Жетон есть? – спросил я, вовремя вспомнив порядок.
– Жетона нет, командир. Они все, по-моему, их поснимали.
– Ладно. Давайте осмотрим, может, переломы или ещё что...
Я наклонился над девушкой. Прощупал, не касаясь груди или ещё чего-то интимного. Вроде ничего.
– Кряк, наручники.
– Что, убийца, боишься?.. – вдруг услыхал я. Бледные бескровные губы шевельнулись, большие карие глаза приоткрылись. Они ещё были полны боли, но девушка явно приходила в себя. – Боишься?.. Даже меня, раненой, безоружной?..
Она говорила с характерным для «славянских» планет акцентом.
– Ты не ранена, – мрачно сказал я ей. – С тобой всё будет в порядке.
– И меня расстреляют, а не повесят... – Она постаралась усмехнуться, но это у неё получилось плохо. – Только я всё равно ничего не скажу! Слышите, палачи? Ничего не скажу!.. Даже и не старайтесь!..
– Это не по нашей части, – отрезал я. – Фатих, Назар – поднимите её.
– Командир... – жадно облизнул губы Раздва-кряк. – А может, нам её того... пока тёпленькая? – Тебе что, Селезень, сперма в голову ударила? – гаркнул я. – Хватит болтать. Девушку – к пленным.
– Да погоди, командир! Командир, так-то ведь оно слаще... когда она визжит и вырывается...
– Маньяк, блин, – плюнул я. – Р-разговорчики!
– Командир! Погоди... погоди... ну давай ты первым, а? Мы не гордые, правда, ребята?
Что-то совсем плохое и жалкое было сейчас в нём. Словно гниль, пожравшая середину яблока, вдруг вылезла наружу. Раздва-кряк как-то скрючился, угодливо и в то же время с явной угрозой заглядывая мне в глаза.
– Хорош базарить, — сказал я по-русски. Сказал медленно, с расстановкой.
– Что? Командир, так как, привяжем её?..
Раздва-кряк никогда не отличался особыми успехами в рукопашном бою. Я ударил его не сильно, не искалечить, а просто оглушить. Проследив при этом, чтобы не задеть алую бляху прицела – эта дрянь стоит чёртовых денег, не хотелось бы впоследствии за неё расплачиваться из собственного кармана. Кряк свалился, как куль с мукой. Глаза мгновенно закатились.
– Всё ясно? – Я обвёл мрачно застывшее отделение выразительным взглядом. – Мы не какие-нибудь там иррегуляры-ополченцы. Мы, блинчатый карась, десант! А этого идиота, – я брезгливо пихнул Кряка носком ботинка, – я от банальной неприятности спас. Так что всё, без разговоров – девчонку к пленным, Селезня привести в чувство.
Отделение молчало. Очень нехорошо молчало. Все, включая даже Мумбу, первым признавшего меня командиром. Джонамани склонился над Раздва-кряком, зачем-то прощупал артерию на шее, покачал головой, раскупорил ампулу-самовспрыску, прижал Селезню к щеке.
– Ты его едва не убил, командир, – укоризненно сказал он, не поднимаясь с колен. Как некто вроде отделённого доктора, он позволял себе кое-какие вольности. – Нельзя так. Со своими-то. Ну, трахнул бы он девчонку. Какой в том кому убыток? Ей? Её так и так в расход пустят. Или Чужим продадут, для опытов. Кряк же не садист какой, не извращенец Как говорится, сунуть, вынуть, убежать.
– Так, – сказал я, закипая. – Кто еще так думает? Кому ещё честь не дорога?
– Что такое честь, командир? – спокойно спросил меня Сурендра. – Мы не знаем таких слов. Ты учился, говорят, даже в универе, а мы восемь классов едва осилили.
То, как он строил предложения, напрочь опровергало его утверждение о «восьми классах», но я не стал в тот момент заострять на этом внимание.
– Мятеж, ребята! – как можно спокойнее спросил я. – Неподчинение приказам старшего по званию в боевой обстановке. Карается каторжными работами на срок до двадцати лет или смертной казнью.
Девушка всё это время очень старалась держаться гордо и независимо, однако это получалось у неё плохо. Наручники на неё так и не нацепили, однако бежать она не пыталась. Только тяжело дышала да из глаз одна за другой катились слезы. Она не плакала, нет. Слезы бежали сами собой. Она скорчилась в яме рядом с размётанными брёвнами блиндажа, поджав ноги в грубых брезентовых штанинах и высоких армейских ботинках с рубчатыми подошвами.
Я понимал, что дело плохо. Что надо было отдать им девчонку. Они считали её своей законной добычей. Никто бы не узнал. А схваченная мятежница на самом деле не прожила бы долго. Если её не прикончат на первом же допросе, то, наверное, на самом деле продадут Чужим – по слухам, так уже поступили с уппсальскими повстанцами.
Так зачем я ударил Кряка? Зачем теперь настраиваю всех парней против себя?.. Но теперь отступать уже нельзя. Господином обер-ефрейтором управлять нельзя. —Так, – снова сказал я. – Видно, придётся мне исправить вам мозги старым верным методом. Кто считает, что я не прав? Что девчонку надо оттрахать, а потом, скорее всего, просто пристрелить, потому что это милосерднее, чем отдавать её охранке?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 135