С высоко поднятой головой Кларисс шагала по тротуару прямиком к своему дому на Сент-Джеймсской площади. Занятая мыслями о Красном Кресте и множестве других предметов, она обогнула угол и едва не наткнулась на малорослого темноволосого человечка, от которого пахло йодом.

Кларисс не обратила бы на него внимания, если бы он не извлек из внутреннего кармана пальто какой-то странно знакомый предмет, длинный и белый, и не вгрызся в него, как в мятный леденец. Когда конец был отъеден, прохожий проник необычно длинным языком в сердцевину белой конфеты, с довольным похрюкиванием высасывая начинку. Под хруст леденца Кларисс добралась до своей двери, повернула ручку и вошла.

— Дорогой? — Она с улыбкой огляделась. — Дорогой, ты где?

Закрыв дверь, Кларисс прошла в холл, потом в гостиную.

— Дорогой…

Ничего не понимая, Кларисс уставилась на пол.

И пронзительно закричала.

Снаружи, в тени платана, низкорослый человечек проделал в длинной белой палке ряд дырочек, с тихим вздохом вытянул губы и заиграл на импровизированном инструменте негромкую печальную мелодию — она послужила аккомпанементом неистовым воплям Кларисс, долетавшим из гостиной.

В детстве Кларисс не раз случалось, пробегая по пляжу, наткнуться на медузу и вскрикнуть. Не было ничего ужасного в том, чтобы обнаружить на полу гостиной неповрежденную медузу в студенистой оболочке. Можно ведь и попятиться, в конце концов.

Но вот когда медуза окликает тебя по имени…