Не время предаваться печали.

Князь спустился по ступенькам.

Должно быть, солнце закрыло тучей. Огромной же должна быть эта туча… а ведь утро выдалось таким ясным! Он поднял голову и едва не закричал от ужаса. Небо наливалось кровью. По-над самыми верхушками деревьев потекли, сгущаясь, плотные ленты облаков. Тяжёлых, наливающихся водой и гневом. Дождь, что пойдёт из них, будет кровавым дождём.

— Что это? — прошептал князь, оборачиваясь. И на сей раз не смог сдержать крика изумления и страха.

Всё вокруг преображалось. Всё, кроме храма. Куст шиповника почернел; цветы его издавали густой, приторный аромат, от которого возникали видения долгой и отвратительной смерти. Листья по краям покрылись шипами, а посередине каждого цветка прорезался глаз багровый, злобный, неотступно следящий.

Ноги его словно обожгло жидким огнём.

Трава тоже преобразилась. На вид она оставалась мягкой и приветливой… но, касаясь кожи, немедленно прожигала её.

Бросив сумку, князь кинулся назад, в храм.

Он бросился наземь у мраморных ног богини и долгое время не осмеливался поднять глаза.

— За что? — спросил он шёпотом. — Ведь… ведь жрецы так восхищались тем, что я задумал. Что же на самом деле ты хотела от него, Хранительница?

Но вопросы его оставались без ответа.

Овельтар проводил его взглядом.

— Я предупреждал тебя, — произнёс он тихо. — Отчего вы все так убеждены, что каждый дар — это благословение?

Он тоже не получил ответа.

Вокруг всё было настоящим, зелёным и приветливым. Было приятно прикасаться к стволам деревьев, не опасаясь ядовитого укуса и слушать пение птиц, не ожидая каждый момент нападения.

— Боги любят шутить, — повторил Овельтар себе под нос. — Но только другие боги могут оценить эти шутки по достоинству.

С собой у него были только инструменты, незаконченный венец и немного провизии.

И десять тысяч миль впереди.