— У этой девочки нэ было жизни. А ты первой нарушила ваш уговор. Ты первая бросила ее. Унесла ее жизнь с собой. И глупо потратила, побежав через дорогу на красный свет.

— Да ничего я ей не обещала! — закричала я. — Не нужна была мне ее жизнь! Она мне сама ее сунула, я не просила!

— Э, милая, — сказала старая цыганка. — Она дала, ты взяла. Могла нэ брать.

— Да не нужна мне ее жизнь! — закричала я. — И я же рядом! Теперь-то я не брошу ее!

— Поздно, — сказала Тамара.

Аппарат у Ромашки в изголовье запищал на одной непрерывной ноте…

Я вышла из больницы и долго стояла у ворот, подставляя лицо мелкой осенней мороси. Дождь — это когда ты плачешь, а твоих слез никому не видно… Дорога легла под ноги, заасфальтированная городская улица с лужами, редкими клумбами, автобусными остановками и мусором возле них, уныло-серыми домами, пивными ларьками и заржавленными решетками ограды детского садика.

Я не оглянулась ни разу. Я знала: уже не вернусь. Дорога уведет меня далеко от города, где погибла, не успев расцвести, моя Ромашка…