Выдержки хватило только на то, чтобы кое-как дойти до дома и упасть на кровать в темной комнате. Кальпурния, едва заглянув к нему, понимающе кивнула и закрыла за собой дверь. Сейчас любой звук делал только хуже.

Все планы на день пошли прахом, и радовало только одно - мигрень никогда не длилась долго, и до вечера ему должно было стать легче.

Сложно было сказать, сколько он провалялся в полной темноте, ожидая облегчения. Время тянулось как кусок липкой глины, пока дверь неожиданно не распахнулась нараспашку, впуская вовнутрь яркий солнечный свет.

Голову прострелило – и Гай зажмурился, пытаясь хоть как-то уменьшить боль.

- Ты здесь?! – воскликнул бестелесный голос, в котором он безошибочно распознал Децима Брута, - Сенат уже собрался, все ждут только тебя, а ты тут валяешься?!

- Да не ори ты так. И дверь закрой, - сквозь сцепленные зубы, процедил Гай, - У меня голова раскалывается.

Он рискнул снова открыть глаза только после того, как услышал негромкий стук.

В полутьме растрепанный и чем-то сильно взбудораженный Децим Брут невольно навевал не самые оптимистичные мысли.

- Что случилось? – спросил Гай, аккуратно садясь на кровати.

Голова отозвалась куда более слабой вспышкой, которая, к тому же, быстро прошла.

- Тебя все уже почти два часа ждут! – Децим ухитрялся кричать даже шепотом, - Ни тебя, ни Лепида, Антоний звереет, все звереют! Снова начинаются разговоры…

- Какие еще разговоры? – Гай нахмурился.

- Те самые, - одной короткой фразой Децим подтвердил все самые дерьмовые подозрения разом.

Проклятые разговоры за последние несколько месяцев испортили больше крови, чем все предыдущие войны и политические баталии вместе взятые. Их нельзя было остановить, невозможно изменить, а любая попытка загоняла все глубже и глубже в яму.

Царь.

Проклятое слово преследовало его куда бы он ни пошел. В шепотках, в надписях на стенах, в более чем однозначных картинках, в каждой буре, что поднималась по малейшему поводу. Бесконечные почести, принимаемые Сенатом за считанные часы, за милю воняли провокацией и подбрасывали дров в костер, который уже давно полыхал под ногами в полную силу.

- Когда они уже угомонятся…

- Не раньше, чем ты сложишь полномочия, - Децим поник.

- Ага, а потом они вспомнят, что именно они мне их и выдали, и снова оскорбятся, - невесело хмыкнул Гай.

Хотел он того или нет, сложить полномочия он не мог.

Последняя война принесла огромное количество союзников, перед которыми он был в долгу – и помпеянцев, которых нужно было по максимуму включать в общественную жизнь, чтобы появился хотя бы шанс когда-нибудь залатать тщательно расковыриваемую не первый год рану. Между первыми и вторыми, Гай никак не мог сложить полномочия.

Потому что, если бы ему вдруг изменил здравый смысл, и он бы это сделал – пожар вспыхнул бы с утроенной силой к следующему утру.

Децим рвано выдохнул и помотал головой.

Голову сжало болезненным спазмом. Гай зажмурился и сжал ладони в кулаки. Отступала болезнь или нет – в любом случае сейчас он не мог идти никуда.

- Что, опять? – спросил невидимый Децим.

Гай кивнул. Спазм отступил так же неожиданно, как и появился, возвращая возможность говорить:

- Что-то мне совсем дерьмово. Давай Зенон с тобой сходит, скажет, что я заболел и не могу прийти?

- Зенон?! – Децим удивленно отпрянул, - Чтобы потом начали говорить, что ты отцов-сенаторов за рабов держишь?

- Он мой секретарь.

- Думаешь, это будет иметь хоть какое-то значение?

Гай глухо зарычал. Что было позволено буквально любому, больше не было позволено ему. Любой, даже самый безобидный шаг, мог и обязательно стал бы поводом для очередных обвинений.

- Ладно. Харон с тобой. Уговорил. Пойду скажу им все сам.

Слишком смелое заявление – как оказалось спустя какое-то мгновение. Каждый шаг отдавался болью в голове, а удивленный возглас Кальпурнии:

- Гай, ты что, уходишь?! – так и вовсе чуть не уложил его на кровать обратно.

- Я быстро, - отозвался он после короткой паузы, - Распущу Сенат, и домой. Иначе они меня с потрохами сожрут.

Раскалывающаяся голова наотрез отказывалась соображать, и ему оставалось только положиться на Децима.

- Ну хорошо… - неуверенно протянула Кальпурния, - Но может позовешь рабов, пусть хотя бы отнесут тебя?

- У нас нет на это времени! – воскликнул Децим и, быстрее, чем Кальпурния успела еще что-нибудь возразить, вытащил Гая на улицу за руку.

Пока они шли, боль постепенно начала отступать. Обеспокоенный Децим без умолку тарахтел одновременно обо всем и ни о чем и даже не требовал ответа. Дерьмово. Если он так разнервничался, дело действительно труба.

Недовольный шум столпившихся у входа в курию Помпея сенаторов было слышно издалека. За недовольством следовали обвинения. Обвинения все больше сужали окно возможностей.

Или молниеносная кампания, которая с первых дней отправит в Рим хорошие новости, или полная катастрофа.

Гай Кальвизий Сабин обернулся и, заметив их с Децимом, помахал им рукой, чем дал старт неизбежному.

Его действия не могли остаться незамеченными, и спустя мгновение на и без того больную голову Гая обрушилась лавина. В пылу споров, возмущений и разговоров чей-то раб сунул ему в руки записку, но прочитать ее не было никакой возможности.

Ничего. Подождет.

У входа в курию подозрительно трезвый и спокойный Антоний о чем-то тихо переговаривался с Требонием. Едва поймав на себе подозрительный взгляд Гая, оба замолчали и принялись делать самый невинный вид из всех возможных, только усугубляя смутные подозрения.

Внутри курии людей было меньше, чем снаружи. Отчаявшиеся дождаться хоть каких-то новостей, рабы даже успели унести его курульное кресло – и теперь растерянно смотрели на него, не решаясь ничего сказать.

- Собирайте всех, - кивнул им Гай, - Заседание состоится.

Не отстававший от него Децим проводил их удивленным взглядом:

- А…

- Мне уже полегчало, - Гай временно занял кресло Антония и переключился на записки, которые успели как-то незаметно скопиться.

Когда он понял, что его окружили, было уже слишком поздно.

Нависшие над головой тени излучали опасность.

Гай оторвался от бумаг и медленно поднял голову вверх. Тиллий Цимбр стоял напротив и мялся, как нашкодивший подросток. Их взгляды встретились.

- Что случилось? – хрипло спросил Гай. В горле внезапно пересохло.

Цимбр замялся, но спустя мгновение в его взгляде появилась решительность:

- Я хотел поговорить по поводу моего брата.

- Ну давай поговорим, - Гай пожал плечами.

- Он не заслуживает