Он орал так, как всегда орут, если верить фильмам, здоровые только что рождённые груднички — пронзительным режущим воплем. Я вскочил и отдёрнул занавеску.

— Ладушки-ладушки! — ворковала баба Даша, а малышка лежала на столе. Отсвет из печи и ровный свет лампы освещали её так, что можно было рассмотреть идеально. В деталях.

Тельце малышки покрывала меленькая, нежная золотистая чешуя. Малышка размахивала ручками — и мне померещились полупрозрачные перепонки между пальчиками. Личико с огромными, ясными, тёмными глазами и крохотным, еле приподнятым носиком было…

Почти человеческим.

Почти человеческим.

Я стоял и смотрел.

— Не переживай, — весело сказала баба Даша. — Погостите у меня недельку, я её внешность откорректирую, папины гены активизируем, сделаем внутренний камуфляж, можно будет вашим педиатрам показывать… Сладенькая… птички летели, на ладошки сели… а пойдём к мамочке…

Жена, улыбаясь, прижала малышку к себе:

— Агушеньки… агушеньки… ты ж мамино солнышко…

— Кто вы? — пробормотал я.

— Исследователи, — сказала жена. — Прости, Мишка, я не знала, как тебе сказать, а скрывать от тебя было тяжело… и вот. Видишь, родной, случай выпал…

— И ты такая? — спросил я.

Моя физиономия расплывалась в идиотскую улыбку. А я женат на инопланетянке… а я женат на рептилоиде… а моя доченька — наполовину ящерочка… с ума я схожу, какая досада…

— Ты всё узнаешь, — сказала жена. — Не торопись, не тревожься. Теперь уж ты узнаешь абсолютно всё, о самоотверженный и отважный муж мой.

А я гладил пальцем маленькую горячую ладошку, похожую на ощупь на тёплый металл, и думал, что уже знаю, в сущности.

Звёзды — много ближе, чем может показаться.