А больше всего я люблю быть надеждой. В плохие места, правда, прихожу тогда — всё тюрьмы, и больницы, и виселицы — но только скажу: «Я пришла», и на душе так легко становится, ярко. И не надо мне ничего больше, лишь эту яркую лёгкость. Только в последнее время всё реже и реже я становлюсь надеждой. Люди циничные пошли, напуганные, злые. Всё смерти своей ждут, погибели, предательства. Как вот этот бедолага. А добра ждать — не решаются. Невдомёк ведь им, что, ступая за порог и говоря «Я — пришла», не знаю я сама ещё, чем пришла. Чем вы видеть меня решите, тем я для вас и стану. И не в моей это воле — в вашей. Всё, что я могу — прийти.

Я догрызла ножку, швырнула кость в угол, лихо гикнула. Скрипнула дверь, потом половица. Я вскинула голову. Увидела огромные красные глаза и опухшее от слёз треугольное личико.

Ощутила удар под сердцем, вот тут…

Встала.

— Ашка Аленски?

Она слабо кивнула, тоненько, тихо охнула.

— Я пришла.

Интересно, чем я буду для неё?