Действие снотворного проявлялось медленно. Утомленный и иссушенный мозг жаждал облегчения. Перед его затуманенным взором проходили разные люди. Первым появился Харрис: "Дело твое, - недовольно сказал он, - но ты бы подумал о том, что добавляешь мне работы". Харриса сменил Мулинкер, который укоризненно посмотрел на Лобова близорукими глазами и покачал головой. Его сменил отец, с которым Лобов не виделся не менее десяти лет: "Прости, сынок, - сказал он, - все проходят через это - я смирился". "Отец! Отец! Помоги мне!"- закричал Лобов, но тот уже растаял. Hа миг промелькнула плачущая мать, потом он увидел встревоженные глаза Ольги Рамирези, которая отдаляясь превратилась в Анну Штейн с ребенком на руках. Он протягивал руки, но вместо женщины в его объятиях оказался Алан Узунашвили с неподвижным лицом, покрытым ужасными ожогами. Без страха и удивления он оттолкнул мертвого Узунашвили и увидел перед собой Командора. "Hе жди избавления в смерти, - голос его звучал глухо и неестественно, - ты от меня не уйдешь", - и рассыпался в прах. Вереница лиц все быстрее проходила перед ним, реальных людей сменили безликие тени, их разрозненные голоса слились в песнь, удивительно стройную и гармоничную. С облегчением улыбнувшись, на сколько это возможно в забытьи, Лобов понял, что умирает.

г. Майкоп, 1998 г.