— Отчаянный, как отец, — пробормотала женщина, зарываясь лицом в волосы мальчика. Тот нетерпеливо стал вырываться.

— И куда ты ходил? — послышался голос Аоки, и сам он возник на пороге, смеющийся.

— Там… скала такая, с прожилками зелеными, похожая на крыло, подле нее расщелина и ручей. Шиповника много… А еще там пел черный дрозд.

— Ох… — Хину прижала пальцы ко рту. Мальчик не понял, отчего родители так странно переглянулись.

— Не ходи туда больше! — резким, каким-то чужим, неприятным голосом сказала мать.

— Пусть, — возразил отец и добавил совсем непонятное: — Он не сделает мальчику зла.

— Ты… сам называл его тварью! Он оставил тебе знак на всю жизнь!

— Как бы я ни называл… он не тронет ребенка. Это я знаю. И дай Сущий моему сыну такого защитника! — сказал Аоки почти грубо, повернулся и скрылся в доме.

Малыш испуганно смотрел, как плакала мать.

Наверняка были те, что знали, куда исчез Йири — но молчали. А в горах и предгорье Юсен вскорости поползли слухи о новом отшельнике, закрывающем лицо белой тканью.

Известно — знаменитый художник Кирата, ученик самого Весеннего Ливня, разыскивал этого человека. И другой художник, Кедровая Песнь, не раз появлялся в этих краях, преследуя ту же цель. Кем был тот отшельник, узнать не смогли.

Слухи ползли, что бывший наместник Окаэры не пожелал вернуться в свои владения, о которых раньше так заботился. Странно сие, не в характере Йири Алайя.

Однако тех, кто так думал, было много — может, и не ошиблись они.