– Боишься? – спросил я Денни, понимая, что стоило бы сейчас искрометно пошутить или сделать зверька из воздушного шарика.

– Да, – едва слышно шепнул он.

Я покатил каталку к аттракциону. Денни начал всхлипывать и тянуть носом, на губах заблестели сопли.

– Думаю, ты отлично повеселишься, – заметил я. – Классный аттракцион для храбрых мальчишек и девчонок.

– Точно, – чуть бодрее отозвался он.

Лекарство сделало свое дело, мальчишка в последний раз ощутил прилив сил. Улыбнулся сквозь слезы. А когда мы подошли к воротам аттракциона, вывернул шею, пытаясь рассмотреть, какой он высокий.

Я опустился на колени, вытер Денни лицо и вместе с другими ряжеными сотрудниками стал готовить своего подопечного к поездке. Пристегнув детей, мы шагнули назад, образовав стену между вагончиками и толпой родителей, стоявших в нескольких футов от нас под присмотром службы безопасности. Звякнули цепи, зашипела гидравлика, и поезд понесся в небо. Все сотрудники стали ритмично хлопать в ладоши. Когда поезд взобрался на самый верх, а грохот и вопли детей сделались совсем невыносимы, я закрыл глаза; паровоз, сделав первую петлю, рухнул вниз, увлекая за собой десять вагончиков, – и все разом стихло. На второй петле должен был отключиться мозг, на третьей – перестать биться маленькое сердце.

Когда я снова открыл глаза, головки детей болтались, словно они крепко уснули.

* * *

Я работал в парке уже два месяца. По местному летосчислению это означало, что я попробовал все блюда из меню «Смехатерия», кроме креветок в чесночном соусе (их подавали, только когда нам завозили слишком много туалетной бумаги), и дважды посетил тренинг для поднятия морального духа персонала. Там мы учились доверять друг другу (падали на руки товарищу) и, сидя кружком, говорили о своих чувствах: «Привет, я Скип, в целом, я в порядке. Стал меньше мучиться чувством вины. Но временами мне все еще бывает тяжело». Остальные кивали и вскидывали в воздух пальцы в знак солидарности. Затем шла часовая медитация – на стенах под «Утро» Грига проецировались изображения природы и смеющихся детей, а женский голос из колонок говорил нам, что мы просыпаемся, чтобы исполнить свой долг.

– Помните, – повторял он, – смех – это возможность забыть о боли и избавиться от воспоминаний. Смеясь мы становимся сильнее. Смеясь мы лечим этот мир.

Однако по собственной воле сотрудники почти не общались. Как-то раз Виктория, девушка, которая в костюме эльфа продавала чуррос в киоске, явилась ночью в мой трейлер, швырнула мне в лицо презерватив и велела ничего такого не думать. Мы провели вместе ночь, но утром, когда я попытался ее обнять, она тут же вскочила, оделась и напомнила, что тут мне не реальный мир.

Иногда, чтобы внести в жизнь разнообразие, я ездил в соседний город в «Олив гарден». Как ни странно, он все еще был открыт для публики. Тамошний бармен как-то сказал мне, что обслуживать работников «Города смеха» – все равно, что общаться с призраками: заваливаются в бар по одному, тихо напиваются и уезжают.

– Нет, я понимаю, – добавил он. – Такая уж у вас работа. Никто не хочет привязываться. А то потом будет больно.

– Не знаю, – отозвался я, потягивая свою целебную манговую «маргариту».

А сам все гадал, когда стану таким же, как другие – завязну одной ногой в параллельной вселенной, где не имеет значения ничего, кроме смеха, возможности забыться и печального секса с любым, кто поселится в соседнем трейлере. За два месяца в парке я отвез к «Осирису» примерно полтораста детей.

Пациенты, участвующие в испытании новых лекарств, приехали в парк в обычный субботний день и поселились в коттеджах рядом с нашими трейлерами. Мы все как раз отдыхали на шезлонгах, когда начали прибывать семьи: одни дети были в инвалидных колясках, другие еле волочили ноги, цепляясь за руки родителей. Если они нам махали, мы махали в ответ. Если же нет, просто смотрели. Одного из детей – пацана лет шести-семи – внесли на носилках, накрытых пластиковым колпаком, как блюдо для шведского стола. Прижав ладони к прозрачному пластику, мальчишка смотрел, как койот угощается рассыпанной картошкой-фри. Несли носилки охранники. А за ними, с трудом волоча два чемодана, едва поспевала женщина, очевидно, мать. Ее безразмерное шелковое пончо то и дело застревало в колесике. Оглядев коллег, которые безмятежно глазели по сторонам, пили и сворачивали самокрутки, я все же решился предложить помощь.

– Я Дорри, – представилась женщина, когда я подошел и взял у нее багаж. – А капризный клиент под колпаком – Фитч, мой сын.

Я дошел с ними до стоявшего за детской площадкой коттеджа – одноэтажного двухкомнатного домика с мансардными окнами. Фармацевтическая компания обставила его современной шведской мебелью, имевшей четкие геометрические формы, один лишь голубой журнальный столик очертаниями напоминал штат Калифорния. На нем стояла плетеная корзинка с приветственными подарками. Я занес чемоданы в гостиную, а охранники тем временем доставили Фитча в его комнату. Все, что только могло понадобиться мальчику – кровать, унитаз, раковина, полки с детскими книжками, телевизор с игровой приставкой, стойка капельницы и самое разное медицинское оборудование, – от остального жилья отделяла стеклянная стена с раздвижной дверью. Охранники включили с вмонтированной в стену панели какой-то прибор, вероятно, систему очистки воздуха, и комната ожила. Фитч быстро слез с носилок и закрыл за собой стеклянную дверь. Когда все разошлись, Дорри пригласила меня с ними поужинать. Холодильник оказался забит полуфабрикатами и готовой замороженной едой.

– Вот что я ему дам, – решила она, изучив запасы продуктов. – Мой бывший муж позаботился, чтобы мы не умерли с голоду.

– Мне неловко было спрашивать, – отозвался я. – Не знаю, как правильно себя вести с участниками исследования.

– Мы с бывшим не сходимся в представлениях о том, как правильно заботиться о Фитче, – пояснила она. – Он врач-исследователь. И верит, что со дня на день придумает, как спасти сына. Я устала ждать, а испытания новых лекарств начинались уже сейчас. И некоторым детям вроде стало лучше.

Было слышно, как Фитч обустраивается в комнате и запускает игру на приставке. Отклонившись назад, я разглядел, что он лежит на кровати с джойстиком в руках. Мальчишка уже снял клейкие бумажки с наконечников электродов, прикрепил их к груди, повесил на стойку капельницы пакет и теперь ждал, чтобы мать доделала все остальное. Она пошла помочь сыну, а я пока разложил стол по другую сторону стеклянной перегородки.

– Там в корзинке бутылка вина, – крикнула Дорри из комнаты Фитча. – Можешь пока достать из морозилки коктейль? В последнее время в нем только они и удерживаются.

Когда