Когда Амелия проснулась, Гэвина рядом не было.

Так ей, во всяком случае, показалось. Она села. Гэвин сидел на месте пилота в кокпите. Был день. Она подошла к нему и села в кресло второго пилота. Наставление по пилотированию лежало на коленях Гэвина, он читал.

— Чудовища не появлялись? — спросила она.

— Похоже, что мы оторвались от них, сбили с толку, или они просто спят. Словом — не знаю. А знаешь что? Я могу летать на этой машине. Во всяком случае, теоретически.

— А она способна взлететь?

— Двигатель еще недавно был теплым. Мороз еще не мог повредить его. Пока ты спала, я попробовал завести мотор, и после нескольких неудачных попыток он заработал.

Амелия поняла, что именно эти звуки слышала во сне. Рычало не какое-то чудовище, а двигатель самолета.

— Думаю, что самолет не мог провести на таком холоде так долго, чтобы мотор вышел из строя. Он просто остыл. Наверное, пилота заставила сесть здесь внезапная метель. Только что в небе ничего, а потом буря. Возможно, он пролетел сюда сквозь какую-то брешь в пространстве, так же, как и мы на нашем корабле. Можно сказать, провалились, как детская игрушка в щель между досками пола.

— Тогда почему мы еще не летим отсюда, раз ты уверен в том, что можешь сделать это?

— На самом деле я не настолько уж в этом уверен. Я сказал только, что теоретически способен улететь отсюда. Я выключил двигатель, потому что, на мой взгляд, он стал сбоить. Я хотел чуть больше прогреть его, однако, гоняя его просто так, мы только израсходуем керосин, тем более что погода не позволяла взлетать. Я не мог видеть перед собой даже на шесть дюймов, но начал готовиться к взлету. Пока ты спала, я взял доску, откопал колеса и высвободил их изо льда. После чего вконец обессилел. Теперь я хочу разжечь огонь под мотором, чтобы получше прогреть его. Не знаю, может быть, я подпалю при этом проклятый аэроплан, подожгу его… но может быть, нам удастся вырваться на свободу. Не знаю. Но, когда метель наконец закончится, когда настанет день и солнце согреет мотор, я прибавлю к нему немного собственного огонька.

— Немного огонька может легко превратиться в слишком много. Почему бы не ограничиться только солнцем?

— Двигатель станет теплее, но не согреется в достаточной мере, — ответил Гэвин. — Солнцу придется помочь.

— И для этого нужен огонь, — сказала Амелия.

Гэвин кивнул.

— Если мотор согреется, тогда мы сможем улететь. Только я не уверен в том, что мне удастся повести самолет. Быть может, я сумею поднять его в воздух, но для того лишь, чтобы снова рухнуть обратно. Но даже если я сумею взлететь… куда мы полетим тогда? И много ли горючего у нас осталось? Тем не менее другого варианта у нас как будто бы нет… Ну как… летишь со мной?

— Взлетаем и валим отсюда, — сказала Амелия. — Ты сможешь. Куда угодно, любое место окажется лучше этого.

Сидеть в кокпите и дожидаться дневного света пришлось долго. Сидеть, ожидая появления чудовищ, готовых проникнуть внутрь аэроплана, вскрыть их черепа, заставить сорвать с себя одежду, превратить в нагие бродячие трупы. Они сидели и ждали, и ожидание было полно тревоги.

Ветер стих, снегопад прекратился, наконец рассвело. Солнце поначалу казалось липким раскаленным розовым ромбом, постепенно превратившимся из розового в оранжевый, распространяя по горизонту свет, как горячую заразу.

Амелия и Гэвин вытащили матрас наружу, под нос аэроплана, и взрезали обивку топором. Из прорезей наружу полезла хлопковая вата. Поверх матраса они навалили разный сор, найденный в самолете. Разобрали найденные книги на отдельные страницы и пустили их на растопку. Гэвин поджег их прихваченными с корабля спичками. Постепенно огонь разгорелся, зашипел, начал пожирать хлопок и бумагу. Наблюдая за горением своего костра, они ожидали появления гостей со щупальцами.

Когда огонь начал лизать низ аэроплана, они забрались внутрь и посидели еще немного. Наконец Гэвин проговорил:

— Ну, давай за то, чтобы что-нибудь не взорвалось невзначай.

— Согласна, — проговорила Амелия.

И они чокнулись кулаками так, словно держали в них бокалы.

Пламя разгоралось, начало лизать бока капота, краска на нем вздулась и начала отслаиваться.

— По-моему, пора, — определил Гэвин и попробовал запустить мотор.

Сначала ничего не происходило. A потом мотор кашлянул и умолк, и тогда Гэвин попробовал снова. Двигатель снова кашлянул, начал глохнуть, но снова ожил, забурчал, запыхтел и вдруг взревел. И, наконец, загудел.

Гэвин еще раз глянул на летное руководство, которое пристроил у себя на коленях, и проговорил:

— Так, посмотрим.

— Не слышу уверенности, — заметила Амелия.

— Ладно. Все понял. В основном.

Гэвин прикоснулся к штурвалу и сумел сдвинуть с места самолет, от костра и направления на море. А затем дал газ, и машина покатилась, скользя по льду. Самолет колыхался на скользком льду, казалось, что он вот-вот развалится на части.

Однако впереди их ожидало худшее. Они увидели чудище, спешившее наперерез, головы-звезды слились в одну пухлую звезду поверх туши темного мяса, покрытой сверкавшей на солнце слизью, сотрясавшую пульсирующие пузыри и дергавшиеся щупальца. Тварь каким-то образом обнаружила их, быть может, услышала рев мотора или заметила костер. Она находилась прямо на их пути.

— Ах ты, черт, — выругался Гэвин.

Взявшись за штурвал, он развернул самолет так, чтобы проехать слева от твари.

Наконец Гэвин снова обернулся, провожая взглядом оставшееся сзади чудовище. Самолет дергался и дрожал, однако продолжал набирать скорость.

— Я забыл, как взлетать, — воскликнул Гэвин.

— Что?

— Я забыл, как взлетают. Черт. Я же только что прочел это.

Амелия схватила руководство.

— Хорошо, дай посмотрю. Нет, это про посадку.

— Лед кончается.

— Что?

Амелия подняла глаза от книги. Ледяной щит заканчивался обрывом, и обрыв этот был высоким и неровным.

— Поворачивай, — сказала она. — Поворачивай эту богомерзкую машину.

Гэвин повернул налево, колеса, скользя, все же остались на льду. Тварь с этого места была видна через боковое окно. Она поднимала переднюю часть тела и с силой опускала ее на лед, разбрасывая подобные осколкам стекла льдинки, и с гибкостью гусеницы продвигалась вперед, снова привставала, снова рушилась,