После всего случившегося последние строчки письма казались насмешкой, но я благодарен мормиту за отзывчивость. И от этого на сердце появилось какое-то странное чувство, от него хотелось то ли смеяться, то ли плакать, то ли забиться в дальний угол и притвориться табуреткой. Противное чувство.

* * *

Где-то через неделю после случая в церкви церковный караван собрался. И отправился в путь. Десять повозок, извозчики, охрана. И Лаотлетий со своим помощником. На всём пути инквизитор ехал в отдельной повозке, я же довольствовался компанией Хубара с шепелявящим мужиком и Малаюнарии с помощником.

В первый день пути я ловил насмешливые взгляды. А как их не ловить, если в повозке появился мехово-тряпичный кокон? Я привычно посадил девочку между своих ног, обернулся плащами и наружу торчало только два дышла. Я чувствовал себя сутулой собакой, вмёрзшей в лёд, и старательно грелся от тёплых вещей и девочки, а та только рада сидеть вплотную ко мне и всю дорогу не спускала с мордашки самодовольное выражение.

Но меня больше напрягал не холод, а шепелявящий мужик с «Детектором лжи». Приходилось в разговорах не участвовать, либо говорить коротко и максимально уклончиво. Зато длинноухая начальница Хубара на всём пути трещала без умолку.

— Мне непонятна ваша отчуждённость, Лик’Тулкис, — на одном из привалов сказала Малаюнария. Мы тогда сидели вокруг костра, уже поужинали и пили горячий отвар.

— Чувствую себя не в своей компании.

— Бросьте, бросьте. Вы не понимаете всего, по вам видно, что внутренние дела Всеобщей Церкви вас не касаются. Это вам хорошо, но ведь вы-то должны понимать, в каком именно деле участвуете.

Я не понимал сути сказанного, и вместо ответа приложился к кружке с отваром и терпкой добавкой, кой в кружке половина. Сидевшая рядом девочка куталась в моём плаще, держа кружку перед собой и стараясь смотреть куда угодно, но не на окружавших нас церковников. Особенно сидевшего напротив Лаотлетия. Всполохи костра тенями играли на лица длинноухого, огонь хищно отражался в его голубых глаз, а взгляд частенько останавливался на малышке. Но за всё время в пути он вообще не пытался заговорить ни с кем из группы.

— Ликус не в курсе обо всей подготовке, — язвительно ухмыльнулся Хубар.

— А надо? — мой голос пропитал сарказм и ирония. — Мне моя задача ясна. Если, конечно, в последний момент всё не изменили, а меня в известность не поставили.

— Как это не надо? — Малаюнария чуть подалась вперёд. — Ещё пятьдесят лет назад о подобном мы даже не могли мечтать, а теперь… Так ещё и, судя по словам Хубара, эксперимент выйдет всесторонним.

— Ликус многое поймёт, когда всё увидит лично, — Хубар покачал пальцем в мою сторону, намекая на серьёзность своих слов. — Из-за тебя начало отложили на зиму, но это впрок. Всеобщая Церковь подобное проводит впервые. Подготовить лагеря, свезти припасы и прочее — задача не одной поездки каравана.

— По твоим словам, Хубар, мы будто остановимся в чистом поле, — на мои слова все церковники саркастично заулыбались. Я раздражённо потёр переносицу, подавив желание гневно сплюнуть. — Допустим, в чистом поле. Что, в ближайшем городе голод и еды из него не привести?

— Я говорил не о еде, Ликус. Расходники в простых городах отыскать сложно.

Слово «расходники» мне настолько не понравилось, что оставшийся вечер я просидел в задумчивом молчании. Включение в караван Лаотлетия мне уже не казалось блажью совета малиров.

На следующий день, сидя в повозке и привычно используя девочку как грелку, я сказал Хубару помнить о границах дозволенного. И кивнул в сторону повозки, скользившей по накатанной лыжне позади нас. Белобрысый сперва не понял меня и нахмурился, но очень скоро заверил, что свои обязанности я буду исполнять в одиночестве и без посторонних глаз, а Лаотлетий нужен для отчётности по расходникам.

— Рутифакторы и инквизиторы заняты схожими вещами, но методы разные, — с заумной интонацией проговорила Малаюнария. Она поправила толстую меховую шапку, затолкнув внутрь длинные уши. — Рутифактор без надзора инквизитора не имеет прав поступать как инквизитор.

Не знаю, почему, но после этих слов я как можно плотнее прижал к себе девочку. Малышка поёрзала, устраиваясь поудобней. Паранойя кричала, что я вляпался в дурнопахнущую неприятность. Это скверное чувство усилилось через несколько часов, когда Малаюнария спросила у Хубара за подготовку следующей макиры. Лагерь там возведён ещё летом, а отвозить всё необходимое должны начать уже на днях. Заодно Хубар спросил за третью макиру, но длинноухая коротко отрезала, что по ней всё без изменений и надо ждать результата первого эксперимента.

В соседнем к Магласии городе нас дожидался один из служителей церкви, в белой робе с красным подолом и накидкой, и золотым поясом. Сулин церкви первым делом назвал Малаюнарию почтенным рутифактором, и сообщил, что вызвался сопроводить нас до нужного места. Нам оставалось переночевать в городе, пока помощники и извозчики пополняют припасы, и примерно полтора суток двигаться по проложенной лыжне среди высоких сугробов, углубляясь в дикие земли, скользя по лугам и около опушек лесов, и огибая природные скверные места.

Все три скверных места расположены в пределах внешнего круга городов. Довольно удобное расположение, я ожидал увидеть в первом месте что-то наподобие деревушки — но никак не замок, раскинувшийся широкой серой кляксой на белом холме. Снежные шапки давили на высокие стены и башни, а рядом с массивными деревянными воротами скучала стража в кольчуге и стёганных доспехах, подражая последним минутам своей жизни. На стенах сквозь высокие наносы прохаживали редкие лучники, а в окнах замка мелькали раскачивающиеся силуэты.

Я смотрел на замок как аутист на бабочку — но караван заехал вглубь леса, замок скрылся из виду за деревьями. Я перевёл взгляд на Хубара.

— Ты ничего не перепутал? — я кивнул в сторону замка.

— Мне понятно твоё возмущение, Ликус, — услужливой интонацией сказал Хубар, едва сдерживая ухмылку. — Мы осведомлены о лучниках в замке. Они опасность, с которой ты не встретишься.

— Интересно, как ты себе это представляешь, Хубар?

— Скоро увидишь и, думаю, всё поймёшь. За последние недели ты должен был услышать достаточно, — белобрысый не сдержал ухмылки.

Лагерь напоминал не лагерь, а небольшой форт с частоколом, высокой дозорной вышкой,