— Я тоже рад тебя видеть, Мёрдок, но это уже чересчур, ей богу.

Я моргнул и обнаружил над собой рожу.

— Ты, б**дь, ещё кто такой?!

— Уайт. Жрец. Наше знакомство началось тогда, когда ты застрелил меня из арбалета. Потом я помогал тебе после ранения клинком ассассина. Потом — когда вы дописывали ваш охренительный альбом, который мне, конечно же, не понравился. Я и здесь оказался чисто случайно, концерт — вообще не слушал. Победы вам — не желаю. И помогать тебе не хочу. Но это финал серии, а значит, тут должны по максимуму появиться все персонажи, чтобы создать ощущение завершённости, поэтому я тебе опять помогу. Уж как умею.

Он поднёс бутылочку мне к губам, и я сделал пару глотков. Так уж меня жизнь приучила — дают пить — пей.

Вы приняли снадобье Последний Сухостой

Б**дь...

— А-а-а! — заорал я и вскочил, будто пружиной в жопу ужаленный.

И немедленно побежал на сцену.

— Мёрдок, штаны! — попытался догнать меня окрик Сандры.

Не догнал. Куда ему, слабосильному.

TRACK_71

Когда я выскочил на сцену, там было считай что пусто. Стоял стул, на стуле сидел Ваня с электрогитарой, а перед ним — микрофонная стойка.

Ваня держал полупустую бутыль вискаря и прибухивал, в промежутках вещая в микрофон.

— Очки, очки, очки... Раз занырнул в эту х*ету виртуальную — чуть мозг своими очками не сломали, б**дь. Я спрашиваю: на**я человеку столько очков? Типа, одно раздолбят — ты другое носить будешь, или чё? Так мож, проще не долбиться, чем постоянно очки собирать? Пингвины, б**дь, очковые... Не оцифровывайтесь, короче, ни**я, а то будете вот как эта у*бина, — указал он на меня бутылкой.

Я, шатаясь, подошёл к нему и попытался выбить бутылку из руки. Хер-то там, рука насквозь пошла.

— Своё пей, нарисованное, — прокомментировал Ваня и приложился.

— Ты х*ли делаешь, утырок?! — заорал я. — Ты же сдохнешь сейчас нахер! Бросай бутылку и п**дуй на диализ, пока не поздно!

— Слышь, ты чё — моя мама? А почему тогда у тебя такой большой х*й? И х*ли он на меня встал?

— Это не на тебя, это меня Последним Сухостоем накачали. Уайт, в лоб ему с ноги. Не может нормального средства сделать, обязательно со стояком нужно. А ты про маму-то подумай, а? А ну как ты сейчас тут кони двинешь?!

— А не похер? — Ваня смотрел на меня уже порядком осоловелыми после длительного воздержания и внезапной развязки глазами. — У неё вон, два нарисованных останутся. Оба хорошие — что твой п**дец. Куколки, б**дь. Она уже от компа не отлипает. Сидит и смотрит камеру эту сраную. То один появится, то другой. А на меня — ноль вниманья, х*й презренья.

— Так ты веди себя по-человечачьи, ё**ный!

— Слышь, ты чё, учить меня будешь, или чё?! — встал Ваня.

— Да, б**дь, буду! Учись, пока я жив!

— Ты сдох!

— Это ты, сука, сдох. А мне от роду два года, я юн и прекрасен, как эльф.

Ваня опять приложился к бутылке. А я смотрел, как он пьёт, и мне было страшно, как, наверное, никогда в жизни.

— Знаешь, что? — сказал я. — Да и хер с тобой, золотая рыбка.

Ваня поперхнулся, прокашлялся и переспросил:

— В смысле?!

— В смысле, западло мне с тобой на одной сцене стоять. Ты променял рок-н-ролл на бухло. Как музыкант ты — ноль. Со школьниками состязаться было бы не так позорно. Слышали все?! — повысил я голос. — Я кладу на ваше состязание вот это! — Я изящно покачал бёдрами. — Голосуйте, за чё хотите. А я пойду в свой скучный виртуал и пройду пару квестов, заработаю бесполезных очков, после чего буду и дальше заниматься тем, чем мне захочется.

Чтобы уход выглядел более эффектно, я прикинулся в лёгкий доспех и красиво развернулся.

Но не успел сделать и двух шагов, как снадобье Уайта накрыло меня с новой, невероятной силой.

— Коня! — заорал я, брызгая виртуальной пеной в ночное небо. — Коня мне!

Послышался цокот копыт, и на сцену каким-то образом забрался Лимузин.

— Хозяин?! — завопил он в панике. — Что случилось?!

— Каково моё жизненное предназначение?! — заорал я на осла.

— Рок-н-ролл, хозяин!

— А-а-а-а-а-а-а!!!

Дальше помню только багровую пелену. Помню, что активировался навык Гнев Берсерка, и я кинулся на Ваню. Помню, что мои кулаки проходили сквозь его рожу, и я плакал от обиды, как малое дитя.

Потом всё вертелось и переворачивалось. И я лежал на сцене, а надо мной нависал Ваня и вопил: «Что такое „Последний Сухостой“?! Где ты его взял?! Почему ты, сука, не делишься со мной!»

И он пытался отп**дить меня электрогитарой. Я пытался его обоссать, и у меня это даже визуально получилось.

Куда-то летел осёл.

Почему-то проломилась сцена.

Изувеченные, чуть живые туши американских ОМОНовцев ползали то тут, то там, прося по рации прислать вертолёты с морскими пехотинцами.

Что-то горело. Дьявольски хохотал Ванька, а может быть — я.

Мы с ним вместе, хором пели: «Мама, это — рок-н-ролл, рок — это мы!» и «Бойцы ядовитой воды и дырявой дороги».

И он лил вискарь на меня, и вискарь лился сквозь меня, и я испытывал единение с вселенной.

Плакали, обнявшись, и писали друг другу в альбомы трогательные стихи...

Впрочем, это уже, кажется, глюк.

Всё закончилось как-то вдруг.

— Достаточно этого говна! — рявкнул раздосадованный голос Палыча.

А потом он и сам появился. Как настоящий, только без пенсне.

— Вань, братуха, у**и ему? — попросил я.

Ваня у**ал, и Палыч обескураженно упал.

— А кто это? — спросил Ваня.

— Это Палыч, — сказал я грустно, и меня отпустило.

Мы стояли посреди разбомбленной сцены и созерцали последствия. Меня начало знобить. Сандра молча подошла и протянула мне штаны.

— Ничё так отыграли, — пробормотал я.

Штаны сперва убрал в инвентарь, потом надел сразу, чтоб не возиться.

— Норм, — не стал спорить Ванька.

— Вы, два долбо*ба, обосрали всё, — сказала Сандра. — Две карьеры уничтожены одним махом.

— Не стареют душой ветераны, — скромно признал наши заслуги Ваня.

И тут что-то оглушительно грянуло. Как я не сразу понял — это были аплодисменты.

***

Пока гремели овации, специально подготовленные люди убрали со сцены мясо и наскоро закрыли деревянными щитами проломы.

— Иван, — послышался из динамиков чей-то голос, — мы вынуждены попросить вас покинуть сцену. Сейчас сюда выйдет жюри. Мы не хотели бы подвергать этих людей опасности. Мёрдок, вы, разумеется, можете остаться.

— А чё бы ему сразу не вручить награду, а? — сходу завёлся Ванька. — У вас же всё с самого начала было решено, угрёбки!

Не сразу его утихомирили. Ваня позволил двум выжившим ОМОНовцам заковать себе руки за спиной и увести со сцены.

А на сцену поднялось жюри в полном составе.

— Мама, — пискнула Сандра, вцепившись мне в руку.

И правда — мама...

Я стоял на одной сцене с Полом Маккартни. С Китом Ричардсом. С Оззи-мать-его-Осборном. И со многими другими... Людьми, чьи имена полагалось произносить лишь шёпотом. Людьми, которые сами по себе были целыми историческими эпохами. Титанами. Монстрами.

Пол взял слово первым.

— То, что я сегодня увидел и услышал, — сказал он, — нельзя назвать музыкой. Это была безобразная драка двух бездарных подонков. Я понимаю и ценю панк, как музыку протеста против общества, определённых сложившихся в нём ценностей. Но против чего был направлен этот протест? Против себя и друг друга. Это было разрушительное, саморазрушающее нечто. И я не могу это поддерживать. Да, в музыкальном плане я отдаю предпочтение одному из двух участников. Но в целом — я отказываюсь судействовать на этом конкурсе. На войне не бывает победителей и проигравших, только проигравшие. И поддержать одну из сторон — значит поддержать саму идею этой бессмысленной войны. Я закончил.

Оззи вытирал слёзы.

— Это был настоящий рок-н-ролл, ребята, — сказал он. — Настоящий! Голосую за «Мы, живые», только потому, что человек с одной почкой, хлещущий на сцене вискарь, это достойно восхищения. А виртуальное бухло — это как виртуальный секс. Не считается.