утратил, собрал аппарат лучше прежнего — сам директор агрохолдинга — это типа председателя сейчас — говорил… 
— «Ну, Сергеич, у тебя и аппарат»? — предположил я.
 Даша поняла, о каком аппарате идет речь и захихикала в ладошки.
 — А ты откуда знаешь? — подозрительно уставился он на меня пьяненькими глазками. — Да че я спрашиваю, — сам от себя отмахнулся. — Муть какая-то началась — то капитализьм, то зомби. Старый я уже для такой х*йни, — оживился. — Но здоровье как в молодости стало! Я раньше-то, сынок, в твои годы, прямо под аппаратом часами лежать мог — хошь верь, хошь не верь, и ни капельки не болел! А вот как старый стал — все, пропустишь «полтинник» и потом неделю болеешь. А щас, как Савельича, царствие ему небесное, — без особых сожалений перекрестился. — Приголубил, так и опять под аппаратом нет-нет, а полежу! Чего стоим-то, там уже поди через край накапало! — взяв меня за запястье, Сергеич потащил меня к своему дому.
 — Как у вас дров много! — ледяным тоном прокомментировала наполовину забитый поленьями двор Даша.
 Не у нас ли утащили?
 — Та несут, — отмахнулся мужик, разуваясь на крылечке.
 Мы одновременно дематериализовали нашу обувь, и Савельич потер глаза, думая, что ему почудилось. Решив забить, открыл дверь в приятно пахнущие сохнущими банными вениками аккуратно обставленные мебелью «для посидеть» сени и продолжил. — Аппаратов в деревне много, но такой, как у меня — один! Я вообще-то на инжинера в МГУ учился, — обернулся он, когда мы шли по чистому, сплетенному из бело-красных нитей, покрывающему дощатый, крашенный красной краской пол. — Но аппараты собирать мне нравилось больше станков.
 — Да вы настоящий профессионал, — похвалил его я.
 — Я такой! — подтвердил он, открывая дверь в дом.
 В лицо мощно дохнуло спиртом.
 — Уважаемый Сергеич, можно мы здесь посидим? — среагировала Даша. — Лето, свежо, хорошо!
 — И верно! — одобрил хозяин. — Вы сидите, я сам накрою, — велел он и скрылся в доме.
 Даша брезгливо закрыла дверь ногой.
 — Уверен, у него там чисто, — стало мне обидно за мужика. — Тут-то вон, порядок и белая скатерть под полированным самоваром, а он один живет — вон обувь только мужская. А запах — ну так аппарат же, никуда не денешься.
 — Может это — подстава?
 — Вечно ты параноишь, — отмахнулся я. — Давай так — я пью, а ты не пьешь.
 — С чего это я не пью? — расстроилась она. — В моем колечке есть прекрасное вино!
 — Обидишь деда, — вздохнул я.
 — Жидкость можно помещать в инвентарь и создавать обратно, — снисходительно пояснила она. — Я буду менять вышедшее из его аппарата нечто на своё.
 — Не пробовал, — признался я.
 Даша «перелила» струю воды из одной руки в другую. Я повторил — прикольно, хоть кусок океана набирай и пожар туши. Мы пошли к столу и уселись на чистенькие, недавно покрашенные табуретки.
 Дедушка появился с пятилитровой бутылью, полной мутного самогона. Поставив бутыль на край стола, он убрал самовар на шкаф, пояснив:
 — Либо то, либо другое! — и передвинул самогон в центр стола, снова скрывшись в доме.
 — Немного совестно, что он все делает сам, — признался я. — Пожилой же.
 — Сам же слышал — здоровьем наслаждается, — постучала пальцем по бутыли Даша. — Не удивлюсь, если он пару таких в день выпивает.
 — Лежа под аппаратом! — гоготнул я.
 За второй заход Сергеич принес поднос с салом, солеными огурцами и черным хлебом, прокомментировав:
 — Степанида пекёт, потом познакомлю.
 В последнюю очередь появились граненые стаканы. Сергеич наполнил по ободок.
 — За встречу! — предложил тост.
 Выпили — жидкость в Дашином стакане перекрасилась в красный, но смачно занюхавший рукавом хозяин дома этого не заметил. Самогон обжег рот и горло, затем — желудок, и по голове прокатилась смывающая напряжение последних дней волна. Рот и горло прошли почти сразу — даже закусывать не придется!
 Сергеич накапал снова:
 — За присутствующую здесь даму!
 Выпили снова, я для приличия похрустел огурчиком, Сергеич макнул сальце в солонку и тоже закусил, после чего налил снова.
 — А третий у меня всегда за аппарат! — огласил он.
 Даша пьяненько хихикнула. Две стаканюги вина при ее конституции — это много.
 — Качественный продукт, — похвалил самогон стремительно пьянеющий я.
 Эффект очевиден. Подняв стакан в воздух, присоединился:
 — За аппарат.
 Выпили за аппарат, и, прежде чем хозяин начал наливать снова, Даша спросила:
 — Как тут у вас, вообще, жизнь в деревне?
 — Да мне та жизнь по*уй, — авторитетно ответил Сергеич. — Мое дело — аппарат, от него отходить далеко нельзя — народу меньше стало, а спрос только вырос. Вот мы уже должны рожами на столе от такой дозы лежать, а нам ничего — сидим.
 — И не против выпить еще, — признал я справедливость его слов.
 — Давай за ваше новоселье тогда! — предложил он и накапал по четвертой.
 Выпили.
 — У вас здесь совет женщин управляет, вы знали? — заплетающимся языком спросила раскрасневшаяся Даша.
 — А как же! — подтвердил он, сооружая бутерброд. — Но мне-то че, у меня — аппарат…
 Раздраженно цыкнув, все с этим персонажем понявшая девушка стремительно удалилась.
 — …мне что участковому за аппарат отстегивать, — даже не заметил ее ухода Сергеич. — Что Филипповне этой.
 — Много отстегиваете? — спросил я, наливая сам.
 — А где егоза мелкая? — а вот за пустой третий стакан внимание старика зацепиться смогло.
 — Помогать заселяться ушла, — ответил я. — Молодая, непоседливая, — развел руками.
 — Вечно торопятся, — вздохнул он. — За молодежь!
 Выпили.
 — Филипповна бабка не злая, с пониманием, — хрустнув огурчиком, поведал он. — И цену справедливую поставила всем — десятина, как церкви. Поменьше чем было-то!
 — Поменьше, — признал я.
 — У Филипповны тут не забалуешь — все по струнке ходят, всех насквозь видит! — продолжил он.
 В окно было видно, как Даша, Катя и Света вышли с нашего сдвоенного двора и направились куда-то вглубь деревни.
 Катину мать искать, видимо. С пьяных глаз!
 — Ее тут давно боялись, — продолжил Сергеич, подняв глаза на висящую в углу над окошком икону.
 Стандартную, православную.
 — Бог ее шибко любил — молитвами болячки местным лечила да грозилась, что скоро Апокалипсис. Вот кто над ней смеялся — те в мертвяков и превратились! Теперь и правит нами, неразумными, от имени Его, чтобы, значить, род людской обратно возродить. Мы агитаторов к военным отправляли — не верит народ, — пригорюнился и сам себя подбодрил. — Ну да ничего, силком Филипповна никого тащить не велела — они там гнить будут, а мы, под ее рукой — процветать. Но я-то всегда процветаю, у меня аппарат…
   Глава 19
  Когда я покинул дом самогонщика, в наших дворах уже никого не осталось — распределились по домам и спят, вон, даже свет не горит в